На Вирюсвача и Картера мы вышли у самого побережья. Двое иоаннитов несли с собой большой груз артефактов, но, устав таскаться с громоздким мешком, решили просто побросать половину в море. Часть помогли нести мы, и дальнейший поход продолжили вместе.
Но до Восьмой Резиденции мы дошли не вовремя…
Хочется верить, что Лоренталь сказал правду, и про Девятую Резиденцию никто не знает.
Резиденции – они же наши штабы, наши опорные пункты, дома, убежища. Это, можно так сказать, храмы иоаннитов. Всего их девять, и они раскиданы по всему западному Континенту, причём, семь из них хорошо известны всем и располагаются либо прямо в городах, либо неподалёку от их окраин. А вот Восьмая и Девятая Резиденции тщательно засекречены. Это наши тайные убежища, последние укрытия на такие случаи, как сейчас.
Резиденции раньше вселяли в нас уверенность, давали знать, что в них нам ничего не страшно. Теперь это не так, теперь появились предатели, такие как Тешмар Гиафриц. Больше уверенности нет ни в чём.
Всё же, это очень непросто – знать, что ты из символа величия и силы превращаешься в изгоя без прав. Прежде мы жили вне закона, но теперь это вышло нам боком: люди решили убрать нас, как разбойников со своих земель. Мы всё так же вне закона, но это даёт нам не привилегии, а трудности.
За своими мыслями я даже не услышал, как рядом присел Франц:
– Что думаешь, Август? Что делать дальше?
Хороший вопрос…
– Я думаю, это правильно – отсидеться и набрать сил, – ответил я, – Иначе нам ничего не светит…
– Не светит в чём?
– И в жизни, и в войне, – повёл я неопределённо головой.
– А ты думаешь, будет война? – потёр глаз Франц.
Лично мне бы очень хотелось развязать жестокую, бескомпромиссную войну и пройти по Континенту, убивая всех, кто осмелится противиться. Сжигать города, отрезать языки всем, кто скажет хоть одно дурное слово в адрес Ордена. В этом диком лесу мы – волки, нельзя давать право главенствовать оленям!
– Всё зависит от того, как много наших братьев укрылось в Девятой Резиденции, – уклончиво ответил я.
– Там укрылось немного иоаннитов, – с сожалением выдохнул Франц.
– Мы можем вести тайную, скрытую войну: будет убивать монархов, генералов, идеологов…
Франц отрицательно покачал головой, поджимая тонкие губы:
– На их место придут другие. То, что Орден следует гнать и уничижать, засело не в сознании больших людей, а в сознании всего общества. Нас одинаково презирают и бездомные пьяницы и лидеры сильнейших стран.
– Мы же столько для них сделали!
– Но мы и требовали с них немало, – пожал плечами Франц, – Им теперь кажется, что свои бедствия они сами исправят и сделают это без подношений и преклонения нам. В людях проснулась ущербная гордость…
Осколок луны решил-таки навестить нас, выглянув из-за растрепавшегося на ветру облака, окатив нас холодным серебряным светом. Люблю серебряный. Стало очень светло, стало видно всех в мельчайших деталях. Даже здоровяка Лоренталя, на котором нет лица. Что же он натворил…
– А сколько нас могло остаться? – прошептал я неуверенно.
– До начала разграблений хранилищ иоаннитов было всего двадцать три, – начал вспоминать настоятель, – Несколько были убиты во время атак на склады, большое количество наших умерло прямо здесь, сегодня на закате… В лучшем случае, нас выжило не больше дюжины.
Совсем-совсем плохо…
– А ты ещё собирался воевать, – поддел меня настоятель.
– Но что же нам ещё делать? – в крайней степени недоумения спросил я.
– Требовать неприкосновенности.
– И кто же нам её даст? – с сомнением поморщился я.
Франц, похоже, сам понял, что на этот вопрос ответ будет довольно простой и нерадужный. Вот только никогда ничто не могло полностью лишить наставника веры в лучшее.
– Созовём собрание, пригласим лидеров стан Континента и потребуем у них оставить все попытки нашего истребления, – размеренно начал перечислять он.
– Сомневаюсь, что они на это согласятся…
– Иного способа сохранить жизни братьям я не вижу, – сокрушённо потупился Франц.
Мне его идея совсем не нравится. Он с таким презрением говорил, что у людей появилась гордость, а что же сейчас… сейчас он предлагает забыть про собственную…
– Ты не хочешь бороться? – напрямую спросил я у Франца, – Хочешь просто жить дальше и сохранить то, что осталось?
– А у нас осталось не так много, поэтому надо ценить это. Говорить о борьбе можно будет только спустя много лет, когда мы вернём былые позиции. Сейчас же стоит работать над тем, чтобы их вернуть.
– Склоним головы, но будем живы…
– Затем поднимем, и все будут этому не рады! – закончил за меня Франц.
– А что же Лоренталь? – пробормотал я с сомнением, – Ты обещал ему мести, и он ждёт её немедленно. Сомневаюсь, что он переживёт долгие годы сдержанности и терпения…
Лицо настоятеля растворилось, как лицо здоровяка. Никогда не видел, чтобы Франц был так разбит.
– Я сомневаюсь, что он переживёт эту ночь, – глухо буркнул он, сцепив пальцы в замок.
Неужели слухи не врут, и чтение мыслей убивает так стремительно?
– Что с ним будет? – понизив до хрипа голос, спросил я у Франца.
– Я думаю, сойдёт с ума, – с сожалением, будто теряет родного сына, констатировал настоятель, – Понимаешь, он за секунду увидел всю жизнь того генерала, испытал разом все его эмоции. Ты же знаешь Лоренталя: он иоаннит честный, справедливый, гордый… А что он увидел? Он высоко ценит человеческие жизни, а ему пришлось увидеть разом десятки сражений, пройденных генералом, пришлось увидеть, с какой лёгкостью он посылает на смерть своих солдат, чтобы убить других. Ему невозможно это принять, всё сразу невозможно. Он видел всю грязь этого человека, видел его отношение к этой грязи, видел мир его глазами, и поверь мне, это зрелище он не сможет через себя пропустить безболезненно.
– Но бывают же случаи, когда после этого выживали? – с надеждой спросил я.
– Да, но для этого нужно иметь железную силу воли, железную выдержку, стойкую психику. К сожалению, у Лоренталя всего этого нет…
Какое-то время мы помолчали. Я осмысливал услышанное и готовился уже проститься с Лоренталем, чего очень не хотел, но не в моих это силах…
– Помнишь ту надпись на часах, что я тебе подарил? – прервал затянувшееся молчание Франц.
– Конечно, помню…
– Всегда держи её в голове, – наставительно проговорил уставший Франц, – И никогда не повторяй ошибки Лоренталя. Все мы знаем, как хочется зайти за рамки, но это убивает. Люди опасны для нас в первую очередь именно этим.