– С чего вы решили, что вам придется со мной спать? – спросил он. – Глупость какая-то.
– Да? Думаете, я дура? Идиотка?
– Если бы я думал, что вы дура, я не нанял бы вас курировать один из важнейших для меня проектов.
– Не думаете же вы, в самом деле, что я поверю в эту чушь? – выкрикнула Маша.
– Не думаете же вы, в самом деле, что вы были настолько неотразимы в моей грязи, что я теперь только и думаю о том, как заманить вас в постель!
Это был удар ниже пояса. Маша никогда не была о себе слишком высокого мнения, во всяком случае, с позиции межполовых отношений. Мальчики ее не обходили стороной, но и в штабеля от ее появления никогда не укладывались. А уж о том, чтобы влюбиться в нее настолько, чтобы подкупить ее начальство, – такое ей и вправду никогда бы в голову не пришло. Если бы не Степочка.
– Кто вбил вам в голову такую чушь? – спросил Гончаров.
– Не важно!
– Согласен. Итак, вы увольняетесь? Говорите сейчас и не морочьте мне голову. У меня завтра много дел.
– Я… да, увольняюсь, – прошептала Маша и почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза.
– Понятно, – тихо ответил Гончаров, и голос у него был, это точно, расстроенный. Или ей это только кажется?
– Я не такой уж специалист, чтобы вы все это…
– Сколько вы выпили? – перебил ее Николай.
– Я… не знаю. Какая разница? – Маша отвела взгляд от опустошенной бутылки.
– Большая разница, – отрезал он. – Давайте так. Поговорим завтра.
– Это большая возможность для меня, – будто извиняясь, затараторила Маша. Выпитое придавало ей такую храбрость, которой за ней вообще-то никогда не водилось. – Но я не стану… не стану ради этого…
– Я уже понял. Я позвоню вам завтра. – И Гончаров отключился раньше, чем Маша успела сказать что-нибудь еще. Она стояла посреди собственной кухни, потрясенная и растерянная, а жесткий властный голос Гончарова все еще стоял у нее в ушах. «Я уже понял. Я позвоню вам завтра».
– Слушай, Машка, вот это да!
– Что – да? – закричала она. – Что – да? Ты знаешь, что он сказал про всю эту твою теорию заговора? Что это просто смешно! Что не такая уж я и красавица!
– Смеешься?
– Я? Я что, похожа на человека, которому смешно? Ты что, не понимаешь, что я из-за тебя чуть не потеряла работу своей жизни?
– Ты что, Машка? – вытаращился на нее Степа. – Ты не поняла? Да он же всерьез в тебя втрескался!
– Ты считаешь? – И Маша опрокинула остатки вина из стакана. – Ерунда.
– Нет, не ерунда, – упрямо замотал головой Степан.
– Ну, в таком случае ему предстоит пережить жестокое разочарование. Потому что я собираюсь с ним работать. И только! – И Маша хотела поставить стакан на стол, но промазала. Стакан со звоном разлетелся на мелкие осколки. Кафельный пол не любит пьяненьких девушек.
Ночью Маше приснился сон, как будто она стоит посреди незнакомого городка где-то на побережье Португалии, и даже название этого города она почему-то запомнила – Валенса. И она стоит почему-то по щиколотку в воде, а вода холодная. И какой-то человек рассказывает ей, что через Валенсу пройдет скоростная дорога, определенно ЦКАД, и что из Сокольников сюда можно будет попасть буквально за полчаса. Вот только вода в Валенсе почти никогда не прогревается.
Человек говорил, и говорил, и говорил, и Маша не знала, как уже его заставить молчать. Голос у него был такой противный, раздражающий, а видела она его, этого человека, не в первый раз. Кажется, это был прораб с гончаровского поля.
Сон даже во сне казался какой-то ерундой, но выдраться из него было не так-то просто, и, открывая глаза, Маша все еще была уверена, ощущала на уровне чувств, что португальская Валенса – это где-то в Подмосковье, по Рижскому направлению.
Звонил телефон. Он замолкал и тут же начинал вибрировать снова – с тумбочки, стоявшей прямо рядом с кроватью. Звонил и звонил, и Маша догадалась, что противный голос во сне – как раз эта противная вибрация. Интересно, сколько он уже так жужжит? И как только заряд не кончится, ведь на зарядку Маша его вчера поставить забыла.
Маша простонала, прикидывая, можно ли ее разбитое состояние считать похмельем. С одной стороны, не так уж много они со Степкой вчера выпили. С другой – уснули они поздно, только под утро. Все разговаривали и разговаривали – сначала о жизни, о проблемах и несправедливости, а потом и о Роберте. Маша хлюпала и жаловалась, что ничего он не замечает и что никогда он такую, как Маша, не полюбит. А Степка показывал ей смешные картинки из интернета и говорил, что, если бы он был на Машином месте, он бы переспал с Гончаровым и женил бы его на себе. «Ну так переспи!» – предложила Маша, и тогда они чуть не подрались.
– Ну алло, – выдохнула Маша в аппарат, решив ответить на звонок.
– Доброе утро, – раздался в трубке веселый и бодрый голос Гончарова. От неожиданности Маша буквально подпрыгнула на постели. – Вы в курсе, сколько сейчас времени?
– Нет, не в курсе, а должна? – ответила Маша в обвинительном тоне. Нападение – лучшая защита, но Гончаров на ее тон не отреагировал, только усмехнулся.
– Десять часов двадцать минут. Уже двадцать минут, как вы должны были быть на своем новом рабочем месте. Опаздываете, а? – Гончаров откровенно веселился.
– Неужели! Но мы же еще даже не успели обсудить мое новое расписание, – вредничала Маша.
– Захар ждал вас у подъезда с восьми утра, – между делом заметил Николай. – Понимаю, что у вас вчера был очень насыщенный вечер, но все же…
– Захар? С восьми утра? – как попка повторила за Гончаровым Маша и тут же поднялась с кровати. – Но почему? Впрочем… не важно. Сейчас мы соберемся и выйдем, хорошо? Ай! Ай!
Гончаров замолчал, и Маша прикусила верхнюю губу от досады. Зачем она сказала «мы»? Она просто имела в виду себя и Степку. Его же тоже придется поднять и выставить. С другой стороны, в голове крутилась мысль: он звонит, сам звонит. Почему? Особенно если принять на веру, что как женщина Маша его не интересует. Врет, все он врет. Эта мысль отчего-то заставила Машу хитро улыбнуться.
– Что такое? Что-то случилось? – спросил Гончаров, но веселья больше не было, его и след простыл. Голос его стал суше пустыни Сахары, если такое вообще возможно. Сквозь эфир сочились холод и негодование. Вот и отлично, вот и пускай.
– Ничего, все в порядке. – Маша смотрела на свою левую ступню в изумлении, и до нее смутно долетали обрывки воспоминаний. Разбитый стакан, сборы осколков. Оказывается, она сильно порезалась. Вот черт.
– Да? А мне так не кажется.
– Послушайте, Николай Николаевич… я… мне нужно минут десять, чтобы собраться. Можете дать мне телефон Захара, я предупрежу его? Мне очень неудобно, но это все – просто недопонимание и недостаток коммуникации. Этого не повторится. – Маша старалась звучать максимально профессионально и по-деловому.