– Пятнадцать лет? Всего? За два трупа? Хотя ты, наверное, иначе воспринимаешь это. – И, не дожидаясь ответа, сам спросил: – Чем могу быть полезен, Винсент? Если вообще могу.
История Божидара растрогала его собеседника, который, не скрывая ярости, проклинал «доставшуюся от Средневековья практику католической инквизиции». На следующий день он сам позвонил, а через два месяца Божидар уже ехал в автобусе в Брюссель, где соединился с труппой, которая выступала как раз в Бельгии. Незнание французского не стало большим препятствием. В коллективе из тридцати человек работали люди из четырнадцати стран. Божидар стал первым поляком. Начинал он с таскания реквизита и помощи гримерам, а сейчас он один из лучших гримеров. В июне впервые с момента отъезда посетил Польшу, чтобы в Варшаве сдать на аттестат зрелости. К себе домой, в городок, не поехал. Пани Аниела на три дня закрыла свой киоск и поехала встретиться с сыном.
– Пане Винсентий, я жду вас с самого утра, – сказала она ему, когда он подошел к киоску. – Уж боялась, что вы, может, куда на праздники поехали или еще что. У меня для вас газетка, прямо из Варшавы, но сначала я хотела поздравить вас. Благословения Сына Божия для вас, вашей супруги, вашего малыша и всех ваших близких. Я сегодня утром была в костеле и боженьку просила о милости для моего Божика, а потом для вас и вашей семьи. И завтра тоже пойду просить. А когда у меня покупателей нет, то я молитвочки за вас читаю. Вчера вечером Божик позвонил мне. С какого города, не помню, потому что по-французски назвал. Просил и от него рождественские пожелания передать. Когда Божик о вас или о пани Агнешке говорит, то у него аж дух от волнения перехватывает. Он сызмальства был такой впечатлительный. Может, из-за этого его так переиначило. Лично я думаю, что Господь Бог таких, как мой Божик, тоже любит, да и почему Он должен их не любить. Ведь он, Божик-то мой, и крещеный, и конфирмацию прошел, и на миропомазание [35] тоже его посылала. Если уж родился, если есть на свете, значит, Господь Бог захотел его. Я позвонила отцу Тадеушу на радио, чтобы удостовериться по этому делу, но, как только начала о Божидаре говорить, меня сразу отключили. Наверняка потому, что радио у меня слишком громко играло. Самое главное – это то, что Божусь здоровый и смеется. А ко всему просто молодец. Хвалился тут мне по телефону, что уже по-французски вовсю шпарит…
Он крепко пожал руку пани Аниелы, просил передать поздравления и пожелания сыну и вернулся в машину.
Агнешка стояла за плитой и снова разговаривала по телефону со своей мамой. Если бы не запахи польской кухни, он мог бы подумать, что переживает какое-то дежавю. Джуниор стоял у натянутой поперек комнаты пеленки, отгораживающей его от елки, и сильно тряс ее. Все маленькие елочные шарики, прикрепленные как украшение к пеленке, были раздавлены и растоптаны в разноцветную пыль. Сама пеленка во многих местах была испачкана нутеллой. Когда он вошел, Джуниор повернул голову, радостно улыбнулся, а потом начал показывать ручками на елку, стоявшую за импровизированной перегородкой на табурете, и восторженно верещал что-то на своем детском языке. Агнешка попрощалась с мамой, подошла к мужу, взяла из его рук коробку с вином и поставила ее на стол, застеленный белой скатертью.
– Послушай, Вин, только что звонила моя мама… Ты помнишь наш прошлогодний Рождественский сочельник? Тогда с нами за столом сидел – даже не знаю, как назвать его, если я ему внучатая племянница, – «двоюродный дедушка», что ль, короче – брат моего деда, Игнаций, такой худой старичок, которого мама привезла из Белостока. Ты должен помнить его! Вы сидели с ним рядом за столом. Через два года ему стукнуло бы сто лет. Мама позвонила его племяннице, которая давно уже живет в Швеции, звонила-то с поздравлениями, а узнала, что Игнаций вот уж три недели как умер. Никто из наших не знал, что он умер. Мама рассказывала, что две недели назад его мертвым нашли в кресле, а в комнате было несколько градусов ниже нуля, потому что окно было открыто настежь. Его случайно обнаружил почтальон, принесший пенсию. Мама говорит – хотя это ужасно, – что «Господь Бог наконец-то про Игнация вспомнил и смилостивился над ним, забрав его к себе на праздники». С одной стороны, мама права. Игнаций жил слишком долго. Похоронил свою жену, младшего брата, а потом и обоих своих детей. Его сын погиб в автокатастрофе в Германии, а дочка умерла от рака. Это, наверное, страшно: пережить своих детей. Кузина из Швеции рассказала маме, что дедушка Игнаций умер во сне и что, по словам почтальона, покойник улыбался…
* * *
Как же не помнить дедушку Игнация! Добродушный такой старичок с вечно слезящимися голубыми глазами, из которых лучилась то радость, то печаль. Его всё трогало до слёз. Когда он смотрел на Джуниора, ползающего по ковру, то от умиления плакал, когда преломлял с кем-нибудь облатку, ему от нахлынувших чувств не хватало слов, когда Агнешка ставила на стол супницу с борщом, у него от предвкушения тряслись руки. На всё происходившее во время рождественского застолья он реагировал как сверхвпечатлительный ребенок, впервые принимавший участие в этой мистерии. Рассказал о своем первом оставшемся в памяти сочельнике. И хоть было ему тогда семь лет, он всё как сейчас помнит потому, что получил в подарок свои первые ботинки. В школу пошел в своих собственных ботинках. Причем самых настоящих, кожаных, а не в чунях из фетра, как какой-нибудь подмастерье. Что ни говори, школа – важное событие. Дома были керосиновые лампы, а на елку проволокой прикрепляли настоящие свечки. Перед полуночью дядя взял его за руку и повел к овину послушать, что там Мучка промычит человеческим голосом. Простояли перед дверью на морозе с полчаса. А Мучка ничего за это время не промычала ни человечьим, ни даже своим, коровьим голосом. «Не было бедняжке с кем поговорить, потому что у отца была только одна корова, пане Винсентий», – рассмеялся старичок. Вечером, после пения колядок, разговаривали о старости. И тогда дедушка Игнаций сказал ему, что хотелось бы «уже отойти на вечный покой, потому что такая долгая жизнь – это уже не награда, а наказание».
Сидя на диване рядом с дедушкой Игнацием, он вспомнил своего учителя по литературе из лицея в Нанте. Седые до плеч волосы, очки в роговой оправе, брюки из вельвета в крупный рубчик и непременный галстук-бабочка даже на пестрых сорочках. Он заразил его – впрочем, не его одного – страстью к чтению. Приносил на уроки книги, которые не входили в школьную программу. Одно из занятий он посвятил теме смерти. Тогда они читали «Все люди смертны» Симоны де Бовуар, к которой из-за ее образа жизни и высказываний во Франции относились одни с почитанием и восхищением, а другие – с презрением и ненавистью. Герой ее книги – средневековый князь Раймондо Фоска, который после того, как принял какую-то таинственную зеленую микстуру, стал бессмертным. Де Бовуар проводит Фоску через семь веков мировой истории, что само по себе захватывает. Но их учитель литературы сосредоточился на другом. Желанное бессмертие стало для Фоски проклятием. Он становится свидетелем ухода в мир иной всех, кого он любил, и знает, что тех, кого он полюбит, тоже заберет смерть. Фоска теряет смысл жизни и, будучи бессмертным, становится «до смерти несчастным». В конце концов он попадает в сумасшедший дом. А еще их учитель приводил цитату из Гёте: «Смерть – уловка природы, чтобы в жизни было больше жизни», потому что лишь сознание смерти подталкивает людей к действию. Без смерти вообще не было бы человечества, потому что эволюция осуществляется через отмирание старых форм жизни и замену их новыми формами, более подходящими. После рождения мы получаем в сущности – хоть и в переносном смысле – два акта: рождение и смерть. Так он считал. Во время их занятий он не высказал этого прямо, но им, ученикам, было ясно, что он поддерживает эвтаназию. Он четко заявил, что не разделяет взглядов Церкви на самоубийц, которых она трактует как грешников, не имеющих права даже на достойное погребение. И если права выбора момента рождения мы лишены, то право выбора момента смерти иметь должны. А еще он помнит, что именно в связи с книгой де Бовуар они обсуждали на уроке проблему вытеснения смерти – этого, как ни парадоксально это звучит, естественного и неизбежного элемента жизни – из сознания людей. Учитель говорил, что для нынешнего гедонистического общества, в котором ты обязан быть молодым, прекрасным и счастливым, разговоры о смерти звучат болезненным диссонансом, нарушающим хорошее самочувствие.