– Помогите! – во всё горло закричала она. – Люди, на помощь!
Выругавшись на родном языке, похититель устремился в погоню. Ветки хлестали по лицу, одна, кажется, рванула губу шипом – он почувствовал на языке кровь. Идиот! Вот что значит эйфория от самовлюблённости. Шёл и представлял, как Хэйлунван похвалит, возвысит, отблагодарит… Так, хватит паниковать. Всё нормально, он сейчас поймает дурочку… он-то в темноте видит, а она – нет. Зрачки изумрудных глаз сузились, словно у кошки, он сделал бросок влево, обходя беглянку с фланга. Шум. Кажется, она упала в темноте, отлично. Если и сломает ногу, что поделаешь – донесёт её на руках, заданию это не повредит. Он сгорбился и, по-волчьи выгнув шею, повернул нос вслед девице. Вот. Она там. Надо схватить идиотку, пока не выбежала на дорогу – хлопот не оберёшься. Он понёсся прыжками, на бегу огибая деревья – мягко, словно пантера. На лице появились новые царапины, но человек не ощущал боли – им всецело завладел охотничий азарт… силуэт впереди… преследователь втянул обеими ноздрями запах косметики, женского пота, слёз… о, как ему это нравится… да, спасибо…
Он почти настиг её, когда внезапно понял – беглянка исчезла.
Прямо у него из-под носа. Бред, наваждение. Такого просто не может быть! Зеленоглазый остановился. Сильно вдохнул грудью воздух. Нет. Ничего. Совсем ничего. Шатаясь от горя, он, словно робот, двинулся к воде – туда, куда и собирался идти.
Вышел из леса и внезапно остановился.
Луна славно освещала картину, представшую перед ним. Всё как на ладони – холмы, поросшие чёрным лесом. Бездонное небо. Девушка, застывшая на коленях в волнах «моря ужаса», мерцающего холодными отблесками. И… похититель перевёл дух. Над пленницей горой возвышался тот, к кому он её и вёл, – великий, бесподобный Хэйлунван в развевающихся на ветру чёрно-жёлтых одеждах, с длинными, свисающими до груди усами. В окрашенных луной лимонного цвета облаках гулко прогремел гром, упали первые капли дождя. Знамение. Рассекая гладь озера Байкал, зеленоглазый улыбнулся Хэйлунвану. Они коллеги, у них нет отношений господина и раба, Хэйлунван – всего лишь первый среди равных. Дойдя до старшего, он кратко поклонился ему, засвидетельствовав своё уважение.
Лицо Хэйлунвана озарила ответная счастливая улыбка. Повернувшись, он пошёл дальше – в глубь озера. Девушка, встав, двинулась за ним.
Зеленоглазый тоже нырнул в ледяную воду, перевернулся, поплыл на спине. Дождь заливал лицо, человек смотрел на небо, и капли падали в раскрытый в беззвучном смехе рот. Первым в бездне исчез Хэйлунван, утянув за собой девицу. Зеленоглазый в последний раз взглянул вверх и также камнем пошёл на дно. Утопая, он по привычке не стал закрывать глаза.
Но увидел лишь тьму.
Потомственный дворянин Арсений Никифорович Карнавальный порылся кончиками пальцев в вазе чешского хрусталя, покоившейся на столике из красного дерева времён Наполеона III. Найдя виноградинку сорта «изабелла», он нехотя кинул её в рот и раздавил зубами, почувствовав на языке приятный сладкий сок. «Скушно-то как, – подумал Карнавальный. – Господи, наверняка до самоубийства доводят, а кому расскажешь, вот кому? Кругом только агенты режима да соратники, кои на место моё норовят заскочить, аки волки алчущие». Граф посмотрелся в венецианское зеркало, послушно отразившее молодого, коротко стриженного человека с квадратным лицом, и отметил свою мертвенную бледность. Ещё бы. Вот уже скоро шесть месяцев, как он томится под арестом. Евроремонт в тюрьме отдавал безвкусицей и пошлостью разбогатевшего купчика – Арсению хуже горькой редьки надоели стены в стиле «персик со сливками», уходящие ввысь греческие колонны, ЖК-телевизор с огромным экраном, диваны оленьей кожи, персидский ковёр времён шахиншаха Надира и паркет из рёбрышек серебряных монет. В оригинале, пол комнаты фаворита императрицы Анны Иоанновны, герцога Бирона состоял из золотых червонцев, но даже тупые строители застенков понимали, что демократия должна быть ближе к народу. Специальное узилище, или политическую тюрьму для представителей оппозиционного дворянства, спроектировали итальянские дизайнеры, о чём свидетельствовали фрески в стиле соборов Флоренции на потолке. Кондиционер жужжал, навевая прохладу, но графу эти звуки казались зловещим грохотом. «Конечно, – мрачно размышлял Карнавальный, – специально для меня поставили паршивый «Хитачи». Заморить хотят, окаянные. Вон Василисе кондей из слоновой кости запросто приделали. Да уж ясно, надо мной можно издеваться, как над собакой». Василиса Худякова некогда была финансовым адъютантом и по совместительству любовницей бывшего министра обороны Виталия Сердцова, личного друга государя. Получив миллиард евро на покупку современных танков для армии, девушка истратила их в бутиках Тверской улицы – как раз хватило на приобретение нижнего белья, туфель и весьма скромного количества бриллиантов. Узнав об этом, государь, в последнее время одержимый борьбой с лихоимцами, пришел в натуральное бешенство. Невзирая на скомканные оправдания трясущегося от страха Сердцова, он безжалостно лишил его премии за последний месяц – около трёхсот евро. Но и этого императору показалось мало: экс-министра сослали в Сочи, где заключили в люкс пятизвёздочной гостиницы с правом выхода лишь на купание, завтрак, обед, ужин и ежедневные прогулки. Содержание Сердцова обходилось казне в кучу денег, однако август строго указал, что торг здесь не уместен – он не поскупится на наказание коррупционеров, и каждого взяточника ждёт суровый приговор. С Василисой обошлись и того хуже – жандармы конфисковали у неё лифчики, поместили в настоящую (!) тюрьму аж на сорок минут, после чего безжалостно бросили измождённую узницу в застенки, ранее служившие гостиницей при визитах королей европейских стран. Газеты, как водится, восхвалили строгость государя, не погнушавшегося жёсткими мерами во имя справедливости, и где-то на последних полосах напечатали заметку про старушку из Нижегородской губернии, укравшую поросёнка и получившую шесть лет каторги.
Граф Арсений Карнавальный вытер рот кружевным платочком.
Кондиционер своим жужжанием и лёгким треском мешал ему думать, и он уже не сомневался, что это устройство – специальная разработка лучших умов Отдельного корпуса жандармов. Присев на антикварный итальянский стул с гнутыми ножками, граф подвинул к себе ноутбук и вошёл на Мордокниге в «сетевой дневник», упорно называемый им английским словом «блог». Немного подумав, напечатал «Император – говно» и с удовлетворением увидел, как через десять минут появилось 500 знаков похвальбы и почти столько же комментариев. «Конец царизму-то скоро, – погрузился в нирвану Карнавальный. – О мон дьё, как карбонарии лютуют… Пускай отрекается от престола, а то не успеет за границу сбежать». Одно время Карнавальный финансировал сайт, где разоблачалось казнокрадство государевых слуг; благодаря ему некоторые титулярные, а то даже и тайные советники были сняты с должностей и отправлены в ссылку в Крым, Туапсе и на другие морские курорты. Однако вскорости графу это надоело. На разоблачения проворовавшихся дрезденцев уходило до крайности много времени и денег, а тут за десять секунд напишешь пару фраз – и вся аудитория в экстазе валяется. Слегка поразмыслив, он добавил: «И монархия тоже говно». Это сразу вызвало взрыв счастья и грандиозное количество похвальб. Восторг революционеров усиливал в Карнавальном уверенность, что монархия обязательно будет свергнута. Раньше он влёгкую собирал антиимперские митинги, куда приходили до двухсот тысяч человек, однако на самую последнюю демонстрацию явились только друзья, родственники и дети графа Карнавального, а также десяток дряхлых, но решительно настроенных старушек с плакатами «Долой царя!». Остальные революционеры, заледенев от собственной самоотверженности, свернулись калачиком на уютных диванчиках и отчаянно ставили похвальбы новости о митинге в Мордокниге, ругая тех трусов и быдло, что не вышли поддержать народную революцию. Даже личный помощник Карнавального и тот написал ему – мол, вот не побоялся поставить на своей аватарке красную ленточку, выражая надежду на скорое низвержение самодержавия. «Ну, охренеть теперь просто», – подумал Арсений, вслух похвалив помощника за подвиг в борьбе с царизмом.