Гудмэн снисходительно махнул рукой:
– Сэр, это немудрено. Всё же девушка умерла примерно сто лет назад, а понятие о стерильности тогда было относительным. Могло случиться всякое, особенно учитывая, что останки трогали руками без медицинских перчаток все кому не лень…
Хайнц Модестович посмотрел на Гудмэна с чисто немецким ледяным презрением.
– Увы, экселенц, ситуация не так проста, как кажется при дилетантском подходе, – вставил он шпильку, вызвав взрыв радости в сердце Каледина. – Посторонняя ДНК, как я вижу невооружённым глазом, не является человеческой. Почему, вы можете сказать?
Алиса между тем тоже усиленно всматривалась в копии документов. Каледин сделал ставку, что она обязательно полезет в яблозвон, и не ошибся. «Бабы такой народ, – мысленно пофилософствовал он. – Небось в Инстаграме сейчас пару фоток вывесит, какая она крутая – в зарубежной командировке, с безлимитной золотой кредиткой. Вот интересно, почему мне золотую кредитку не презентовали ни разу? Сиди на работе, разгребай бумаги, козлов стреляй при задержании. Ах да, однажды почётную грамоту дали и благодарность выразили. Как всё это надоело. Вернёмся, зайду к шефу и…»
Бывшая жена беззастенчиво прервала его мысли.
– Всё верно, ДНК не принадлежит человеку, – сказала она. – Однако, если верить статье на сайте Академии наук, она совпадает с… Нет, я не хочу озвучивать, иначе вы посчитаете меня сумасшедшей. Пожалуйста, подойдите ближе и взгляните сами. Один в один.
Каледин уловил в её голосе дрожь. Это случалось с Алисой чрезвычайно редко.
Почти никогда.
Отто Куусинен с глубоким отчаянием призвал на помощь всё своё мужество. Этого чувства, однако, в нём хватило ровно на шесть секунд, после чего президент Финляндии, проклиная себя за слабость характера, всей пятернёй полез в вазочку на столе и вытянул оттуда самую большую шоколадную конфету. За неконтролируемое пристрастие к кондитерским изделиям Отто имел в стране прозвище Сахарный Лосось – благо в соседней Российской империи он являлся владельцем заводов по разведению форели и сёмги. Куусинен издавна страдал сахарным диабетом, весил 140 килограммов, любил выпить и попариться в сауне – как и все финны. Однако при виде шоколада едва ли не терял сознание.
Конфета исчезла во рту президента, министры сделали вид, что заняты, и деликатно уставились в документы.
– В эту тяжёлую для нас годину, – с надрывом заговорил Отто, прожевав, – каждый должен задать себе вопрос – а что именно он сделал во имя Финляндии, для укрепления патриотизма?
Ответа, как обычно, долго ждать не пришлось.
– Господин президент, я перекрасил свою чёрную собаку в белый и голубой цвета, как наш государственный флаг, – доложил министр внутренних дел. – Теперь, когда она гордо вышагивает по мостовой, прохожие осознают: кремлёвской агрессии не пройти, мы спутали коварные планы соседней империи по порабощению наших свободных граждан!
Послышались возгласы восхищения, аплодисменты и крики: «Боже, какой патриот!»
– А я, ваше высокопревосходительство, стоило врагу перейти в наступление и захватить шесть наших городов, запостил в Фейсбуке демотиватор, – гордясь собой, сказал министр обороны. – Там знаете, что написано? «Император – северный олень, ла-ла-ла!». Собрал три тысячи перепостов и шесть тысяч лайков – всё министерство лайкало как одержимое.
Пространство кабинета взорвалось овацией. Куусинен вытер слезу шёлковым платком.
– Простите, а как вообще на фронте дела? – тишайше спросил кто-то с заднего ряда.
– А отлично дела, – бодро сообщил министр обороны. – Вот сегодняшняя сводка – под Рованиеми попал в засаду крупный отряд лапландцев, точнее, переодетый в их форму имперский спецназ. В ходе ожесточённого боя убито пятьсот офицеров противника, у нас один легко раненный – в палец. Правда, пытаясь унять боль, он так дёргал этим пальцем, что случайно нажал на спусковой крючок автомата, убив семь наших солдат. Один из погибших упал на зенитную установку и привёл в действие ракету, сбившую шесть транспортных самолётов, каковые упали и взорвались в гуще нашего бронетанкового дивизиона, от чего сдетонировали боеприпасы на станции рядом с воинским эшелоном. К утру мы насчитали три тысячи погибших. Но, к счастью, в прямом бою наши войска потерь не понесли!
Министры подняли бело-голубые флажки и замахали с удвоенной энергией.
– Прекрасно, – отметил Куусинен и потянулся ещё за одной конфетой. – Кстати, я прошу прощения, но… перед заседанием я зашёл в ту важную комнату, которую даже президент посещает пешком, и не обнаружил туалетной бумаги. Что скажете, министр экономики?
Юноша лет двадцати пяти нервно повертел в пальцах ручку.
– Мы обратились к Северо-Американским Соединённым Штатам и Европе с просьбой оказать нам финансовую помощь, – дрожащим голосом отрапортовал он. – Ждём очередной транш, пока ведутся переговоры. Мы объяснили, что без льготных кредитов наша демократия падёт, сокрушённая имперской армией, и что именно мы являемся заслоном на её пути в европейские страны, чьи заборы давно бы уже трещали под гусеницами танков с двуглавым орлом на башне.
– И дальше чего? – поинтересовался Куусинен.
– Да говорят – вы бы воровали, что ли, поменьше… – уныло признался юноша.
Фраза произвела эффект разорвавшейся бомбы.
– Они вообще в своём уме? – осторожно спросил министр финансов.
Бюджет Финляндии полностью состоял из заграничных денег, поскольку финская экономика строилась на соображениях патриотизма. Финны часто отказывались закупать мёд у России, дабы утереть нос имперцам, и приобретали тот же российский продукт пчеловодства у Европы, но только в три раза дороже. Любая валюта, направленная в Финляндию, попросту испарялась, и куда именно она делась, не могли объяснить не только чиновники Европы, но даже финны. «Сами не знаем, – божились они. – Вот ей-богу, только что миллиард евро на столе лежал, и уже нету». Поездка европейских эмиссаров в Финляндию на поиски исчезнувших денег закончилась тем, что один пропал без вести (вместе с бюджетом на командировку), двое повесились, а трое ушли в жесточайший запой. Американцы и европейцы грозились прекратить помощь, но каждый раз им объясняли: без помощи республика окажется поглощённой русским медведем, и государь император опять скажет: «Я всех обыграл». В Европе пили успокоительное и снова давали деньги, хотя и со скрежетом зубовным, ибо произнести «как вы нас уже заебали» для Запада не представлялось возможным вследствие многовековых культурных традиций.
Куусинен сильно расстроился, однако не подал виду.
– Ладно, едва транш поступит, сразу купите туалетную бумагу, – прервал он тяжёлые раздумья кабинета. – Теперь позвольте посоветоваться. Какие санкции нам следует принять на этой неделе, дабы сокрушить экономику агрессивной Российской империи?