Антипов кивнул, сделав вид, что не заметил дерзкого тона. Немец, да ещё и работал прежде вместе с государем – чёрт разберёт, чего от него можно ожидать. После воцарения императора на престоле Москву наводнили захудалые дрезденские бароны, кичившиеся тем, что когда-то охотились с высочайшей особой на оленей, кабанов и пили пиво в одном биргартене. [6] Хамнёшь такому, а он, собака, позавчера императору банные веники в шнапсе вымачивал.
– Записи на камерах видеонаблюдения сохранились? – спросил флегматичный Каледин.
За последние семь лет Фёдор своими глазами увидел появление средневекового убийцы с рецептом вечной молодости из кровавых ванн, а также толпу живых трупов на дистанционном управлении. После этого панорама полностью погибшего города – не то чтобы стандартное зрелище, но как-то уже настраивает на лад: жди привычных проблем.
– Нет, – покачал головой Хайнц Модестович. – Камеры отключились в десять часов двенадцать минут. Наши сотрудники пытаются разобраться, что произошло до этого времени, но пока итоги неутешительны. Честно говоря, я несколько удивлён и…
К нему подбежал толстяк-сотрудник и зашептал на ухо. Шварц кивнул.
– Господа, – произнёс он, – мы наконец-то нашли того, кто умер значительно позже, чем остальные. Судя по документам, это купец Африкан Тихомиров, его тело обнаружено в ресторации «Парижъ». Попрошу следовать за мной.
По пути Каледина вдруг осенило – с тех пор как они покинули машину, Алиса не произнесла ни слова. Это было настолько на неё не похоже, что Фёдору стало не по себе. Он оглянулся – Алиса шла, уткнувшись лицом в яблозвон и пару раз споткнулась, едва не плюхнувшись в лужу. «Гаджеты – зло, – подумал Каледин. – Эпидемия настоящая. Люди без этих идиотских девайсов даже в уборную не заходят. Вот что нам мозг в итоге съест, а не революционеры». Сам коллежский советник (чин, равный полицейскому обер-кригскомиссару) имел в собственности самый обычный рукотрёп отечественного производства, затёртый донельзя, поскольку технические новшества с детства воспринимал со скрипом. Страсть экс-супруги к продукции фирмы «Эппл» раздражала его безмерно: эту моду ввёл в обиход младший император, бывший соправитель августа – цезарь. Типа, если у тебя нет яблозвона, так ты и не дворянин.
– Никак в Мордокниге похвальбы ставишь? – ехидно осведомился Каледин.
Случись им быть наедине, он сказал бы про «лайки в Фейсбуке», но по указу императора чиновникам вне закрытых совещаний, в присутствии простонародья требовалось выражаться патриотично. Эвон, губернатор Екатеринодара вякнул на днях «автобус» вместо «пых-пых самоезд», так теперь на Камчатку главой купеческой артели уехал – моржовую кость оптом заготавливать. Войдя в возраст, государь обрусел окончательно. Любое неприятие православия и критика славянской идеи вызывали в нём гнев вкупе с раздражением. Он всё чаще появлялся на публике (даже летом) в шапке Мономаха, неделями не снимал кафтан, сшитый по лекалам XVII века, бил поклоны перед мощами и кушал просвирки, освящённые на Валдае слепым иеромонахом Евстафием, славившимся очистительными молитвами. Многие чиновники, видя такой расклад, втихую поменяли имена на исконно русские – министр славянской культуры Бернгард Штюрмер стал Евпатием Медовухиным, а глава государственного телевидения Леопольд фон Браун получил паспорт на имя Святополка Боголюбского. Странно, что Хайнц Модестович ещё удержался – ну так, поди, уже размер бороды подбирает и кафтан у Собашкина заказал.
Алиса, не взглянув на бывшего мужа, помотала головой.
Она хранила молчание и в ресторации «Парижъ». Не проронила ни слова при осмотре «цветка» из мёртвых тел в церкви Петра и Павла. Отказалась от комментариев в заваленной трупами городской управе. Дошло до того, что сам Антипов с удивлением кивнул Каледину в сторону Алисы. Фёдор лишь развёл руками. В примерном переводе это значило «Да чёрт её разберёт, ваша светлость. Но от яблозвона лучше не оттаскивать – предметами кидается». Антипов издавна привык – рот у графини фон Трахтенберг способен часами не закрываться, и её молчание не то что удивляло – откровенно пугало. Закончив осмотр и выслушав очередной скучный официоз от Шварца – дескать, и другие исследованные покойники, включая купца Тихомирова, тоже захлебнулись морской водой неизвестного происхождения, – группа проследовала в зал совещаний, наспех оборудованный в гостинице «Англетеръ». Здание заранее было очищено от мертвецов и подключено к Интернету (согласно чиновной инструкции, его следовало именовать Всеволодъ-Сетью), у входа встали бойцы с нашивками на рукавах «Стрельцы особаго назначенiя». Каледин, улыбнувшись, пожал руку старому знакомому из его отдела – вахмистру казачьего спецназа Семёну Майлову, и вошёл. В обшарпанном зальчике разместились все – и группа экспертов, и следователи, и офицеры Отдельного корпуса жандармов. Алиса едва не села мимо кресла, не в силах оторваться от яблозвона.
«Господи, – грустно подумал Каледин. – Вот честное слово, чего я в ней нашёл? Готовит хорошо, конечно, и в постели класс. Ребёнок вполне неплохой получился, хотя тут больше моя заслуга, разумеется. Однако это дикое увлечение «Эпплом» – застрелиться можно».
Муравьёв в изрядном смятении взирал на Алису.
– Госпожа графиня, – с изысканной вежливостью, но без надежды позвал он.
Алиса не обратила на него внимания. Директор департамента полиции страдальчески посмотрел на Каледина, тот автоматически развёл руками, что на этот раз значило «А я-то тут при чём?». Муравьёв кашлянул и постучал по микрофону, дав сигнал к началу заседания. Алиса встрепенулась. Она посмотрела вокруг, и Каледин сообразил – сейчас будет нечто исключительное. Спросит, где здесь бутик Dior с сезонными скидками.
– Господа, – сухо произнесла Алиса. – У меня чрезвычайно важное сообщение.
Она повернула к залу экран яблозвона с размытой тёмно-зелёной картинкой.
После официального разъезда с цезарем (младший император, происхождением из пасечников, отбыл на жительство в Санкт-Петербург) и скандального развода с царицей Евфросиньей (бывшая поп-певица Бритни Спирс была осуждена Синодом за тайную амурную связь с князем Потёмкиным и пострижена в монастырь под именем инокини Марфы), характер государя императора испортился окончательно. Прежде царь слегка играл в демократию, ему нравилось осознавать – пусть он изредка ошибается, но в то же время до крайности мудр и милостив. Теперь монарх уверовал в своё исключительное мессианство и особенно в мысль, что России в лихую годину испытаний его послал персонально Господь Бог. По телевидению в новостях ежедневно рассказывали о том, как государь исцелял смертельно больных, возвращал молодость старушкам и наставлял подсевших на кокаин отроков на путь истинный. Правда, появились проблемы с хождением по воде – лейб-изобретателям Кремля никак не удавалось разработать профессиональную модель надувных лодочек-галош, дабы царь-батюшка прогуливался по поверхности прудов, аки посуху. Кроме того, широко освещаемый в прессе полёт с грифами на дельтаплане привёл к катастрофе: монарх обрушился вниз, задавив при этом пару стервятников и одного фотокорреспондента. С недавних пор государь истово соблюдал пост, строго наказывая сановников, кои греховно осмеливались вкушать в Страстную пятницу колбасу. Но что пугало министра двора графа Шкуро более всего – август совсем перестал воспринимать неприятные новости, его нервировал даже прогноз неурожая яблок. Понаблюдав, как неискушённые в лести министры едут торговыми представителями на Чукотку и Кавказ, Шкуро принял гениальное по сути решение.