— Мамочка… мамочка… — всхлипывала Арина, прильнув ко мне всем тельцем.
Я присела на корточки и стала вытирать ей слезы.
— Сильно испугалась?
— Да-а-а…
— Не бойся, котенок, мы скажем папе или дедушке, и они прибьют эту гадину… А лучше — хозяев… Пойдем домой, моя хорошая. Там бабушка нас ждет… с ватрушками…
И мы на совершенно ватных ногах побрели обратно к дому.
— Тетя Алла, — тихонько, с видом заговорщика произнесла Арина, когда я распахнула перед ней калитку, — ты папе не говори… а то вдруг он меня больше к Маше не отпустит… и дедушке с бабушкой тоже. Ладно?
— Почему бы тебе не пригласить Машу к нам?
— А можно?
— Ну конечно…
Я пообещала также, что сама разыщу хозяев собаки и поговорю с ними.
Должны ведь они понимать человеческую речь… Таким образом, наше маленькое страшненькое приключеньице осталось в тайне.
Перед сном я читала Арине «житие» Гарри Поттера. Она сама об этом попросила, хоть давно вышла из возраста, когда детям читают на ночь. Впервые за эти полгода я почувствовала, что между нами нет того напряжения, которое было раньше.
— Тетя Алла, — внезапно прервала она меня на середине фразы, — а вы с папой будете нового ребенка заводить?
Я внимательно посмотрела на нее поверх книжки:
— Аришик, по отношению к человеческим детенышам так не говорят.
Сбить ее с толку мне, конечно, не удалось.
— Ну, собираетесь?
— Ну вообще-то собираемся…
— А я?
— Что — ты?
— Я папе тогда буду не нужна?
— Почему ты так решила?
— Мама так говорит.
Как пелось в одной известной песне, «все мне ясно стало теперь…». Хотя какое, казалось бы, Верочке дело? Радовалась бы, мать-кукушка, что есть кому ребенка спихнуть, чтобы не мешал устраивать жизнь с другим мужиком. Я почему-то всегда считала, что материнский инстинкт отсутствует только у конченых алкоголичек…
И ей хватало наглости критиковать Ваську, мол, больно уж он избаловал Арину. Что ты, мол, ее лижешь, она и так уже стала неуправляемой! Повлияй на нее, ты же отец… и так далее. Никитин действительно только тискал Арину, как котенка, да нацеловывал, прощая ей все на свете. А как, интересно, он, мужчина, по мнению Веры, должен воспитывать маленькую девочку? Орать, топать ногами и щелкать плеткой, как Карабас-Барабас? Чтобы потом, повзрослев, она думала, что все мужчины — монстры и ничего хорошего от них не жди.
— Котенок, мама ошибается, — сказала я. — Мы с папой тебя очень любим, и ты всегда будешь нам нужна…
— И тебе тоже?
— Конечно.
— Но я ведь не твоя дочка.
— А какая разница?
Арина замолчала, и я продолжила чтение. Через некоторое время она вновь перебила меня:
— Знаешь, тетя Алла… дядя Сережа — такой придурок! Мне совсем не хотелось ехать с ним в Италию.
Я отложила книгу в сторону и, наклонясь, поцеловала в лоб несчастную Арину, задавленную гнетом обстоятельств и проблем, которые выпали на ее детскую долю. У нее и впрямь вид был не слишком счастливый.
— Зайчик, ты можешь оставаться у нас столько, сколько хочешь, и приезжать когда хочешь.
«Сотни лет все ветры возвращаются на круги своя…» — вдруг припомнились мне слова песенки из детского фильма. К чему бы это? Просто, глядя в окно, в непроницаемую вьюжную мглу зимнего утра, я вдруг поймала себя на том, что год назад, вот так же, в половине десятого, смотрела в окно и сетовала на погоду, на несговорчивость клиентов и на то, что у меня нет ни одного приличного платья. И это было вовсе не дежавю, а самая настоящая реальность. Хотя перемен в нашем агентстве за этот год произошло немало.
Эвелина Гизатулина, хвала Всевышнему, вышла замуж за иностранца, австралийца кажется, познакомилась по Интернету и уехала на родину супруга. Слава Белорецкий укатил в Московию и прислал мне письмо на «мыло», что у него все хорошо и он готовится к поступлению в МГСУ имени Куйбышева. Осенью уволился Андрей Туманов. Ему надоела квартирная торговля, и он решил попытать счастья в каком-то автосалоне. Эльза Фридриховна ушла на пенсию. Виктор Сергеевич еще весной уехал в Питер: там, в строительно-инвестиционной компании, принадлежавшей его старинному приятелю, для него нашлась хорошая должность. Коллектив офиса за год очень изменился. Из «старичков» остались только мы с Никитиным, Вика Лебедева, Надежда Леонидовна и Ольга Романовна. А так, в общем и целом, все было как всегда: люди работают, квартиры продаются, цены растут, агентство процветает, время идет, — вот и снова зима.
Вася уехал на показ, а я осталась в офисе, на телефоне. Но мне мучительно хотелось кофе с пирожными, которые были куплены с утра в «Кузине», и я решила покинуть боевой пост.
На кухне я застала бессменную Надежду Леонидовну за недостойным, учитывая удельный вес ее тела, занятием. Наша матрона, помешанная на диетах и пилюлях для похудения, кушала копченое сало. Не праной единой жив человек…
— Это чего там у тебя? — поинтересовалась она, плотоядно уставившись на пирожные, которые я выложила на блюдце из полиэтиленового мешочка. Они немного помялись, но от этого не стали менее аппетитными. — Вечно ты, Алка, меня искушаешь разными вкусностями.
Я, честно говоря, не припомнила, когда успела предложить ей угощение. Иногда наглость Надежды Леонидовны переходила все возможные границы.
— Я могу и одна справиться, — ответила я, раздумывая, какое пирожное скушать, — то, которое с шоколадным кремом и маковой прослойкой, или со взбитыми сливками и вишней, так как, по совести, одно надо было оставить Ваське.
— Жадная ты, Алка, — с укоризной произнесла она и отправила в рот тоненький, вкусно пахнущий дымком кусочек сала с мясными прожилками. — Если бы у меня была пироженка, то я бы с тобой обязательно поделилась.
Я молча приготовила себе кофе и взяла с блюдца пирожное, то, которое со взбитыми сливками.
— Нет, Алка-палка, я не поняла! Ты что, правда меня не угостишь?
Если бы вдруг возникла необходимость извлечь из панциря черепашку, Суровцева справилась бы на ура.
— Нет, Надежда Леонидовна, не угощу, — ответила я и, открыв рот пошире, откусила почти половину.
— Интересная ты стала, Аллочка, с тех пор, как за Никитина замуж выскочила, — с желчью произнесла Суровцева, оскорбленная моим отказом.
— Это вы о чем, Надежда Леонидовна? — спросила я с набитым ртом.
— Жадная стала да вредная.
— Вы серьезно?
Каюсь, грешно издеваться над человеком, лишенным чувства юмора.
Вообще-то замуж за Никитина я пока так и не выскочила, жила с ним в грехе, то есть гражданским браком. Вася предлагал пожениться, но я как-то не придавала значения этим формальностям. Гораздо больше меня беспокоило то, что я никак не могла забеременеть. А ребенка я очень хотела.