— Привет, Жека! — окликнул спутника Насти бармен.
Они пробились к стойке, и Настя поняла, каким профессионалом является здешний бармен. Обслуживая всю толпу в одиночку, он успевал играть в нарды с сидящим возле пивных кранов («хейнекен», «пауланер» и сваренный в Гатчине «гиннесс») крепкого вида мужчиной с моряцкими татуировками на всех открытых частях тела кроме лица.
Моряк кивнул Насте и протянул Жеке руку:
— Держи краба!
Жекина ладонь утонула в здоровенной ладони моряка.
— Как там Ильич?
— Не лучше, — покачал головой Жека.
— Деньгами помочь?
— Спасибо, не надо.
— Хоть бы привел старого сюда разок попрощаться. Днем тут спокойней. В самый раз будет.
— Да надо бы… Ты когда в рейс?
— Через неделю. В Норвегию идем… Присаживайтесь, — моряк уступил место Насте. — Все равно этот тип меня обыграл… Пойду отолью, извините.
— Садись, пока никто не занял, — сказал Жека Насте.
— А ты?
— Постою. Что будешь есть? Не сомневайся, сразу так не подумаешь, но кухня тут достойная, повар из Еревана.
Из-за музыки говорить приходилось громко.
— Давай на твой выбор, — сказала девушка.
— Ты любишь долма? — с акцентом Фрунзика Мкртчяна спросил Жека.
— Нормально, если недолго.
— Недолго, дойти до каннибализма от голода не успеем. Пить будешь?
Настя изучила стоящие на полке бутылки. Вот он — «джеймсон». Как старый знакомый, с которым можно подвиснуть до утра.
— Я тоже возьму сорок «джеймсона», составлю компанию, чтобы тебе не пить одной.
Настя рассмеялась:
— Посмотри вокруг, я не останусь тут пить в одиночестве.
Между Жекой и Настей протиснулся худощавый парень с длинными как у металлиста волосами:
— Извините, пожалуйста… — и бармену. — Два по сто «путинки».
— Вот видишь! — улыбнулась Настя.
Они дождались виски, взяли толстостенные бокалы и пригубили. Сладость, немного горечи и перца на языке — никакого фэйка, настоящий «джеймсон».
— Не боишься, что остановят гаишники?
— Да пускай останавливают, — пожал плечами Жека, — хотя лучше, конечно, не надо… У меня в багажнике под запаской лежит комплект финских регистрационных номеров, все как полагается — со значками Евросоюза. Когда у меня есть подозрение, что я буду выпивать, а потом садиться за руль, я меняю свои настоящие номера на финские — и привет, мало кто захочет останавливать финна. Один раз, правда, тормознули. Он мне: «Права и техпаспорт», я ему в ответ набор финских слов, вроде «хауска тутустуа» [23] . Он — громче говорит. Я ему по-английски: «Во сколько у вас начинается завтрак?». Махнул рукой и отпустил.
— Ты, кстати, похож на финна. Выпьем? И где же наша долма?…Будьте добры, повторите.
— Резво взяла старт.
— Конец рабочей недели. Хочу поесть, выпить и потанцевать.
— Потанцевать лучше в другом месте. Сегодня Инфракрасный играет на вечеринке в «Зале Ожидания».
— Что за Инфракрасный? — заинтересовалась Настя.
— Рафик. Знакомый с района. Учились с ним в параллельных классах. В детстве он всем рассказывал, будто бы у него есть фотоаппарат с инфракрасной пленкой. Фотографируешь на него девчонку — а она на фото без одежды.
— Какой бред! — засмеялась Настя.
— Да уж, но все верили. С тех пор у него прозвище Инфракрасный. Он даже оставил его, когда диджеить пошел. Только перевел на английский — Infrared. Играет такой почти дабстеп в стиле лейбла «Hyperdub». Знаешь, что это?
— Ой, не-а.
— Тогда точно идем. Это стоит услышать хоть раз.
— Давай.
— Простите, — обратилась к бармену подошедшая к стойке девушка в длинном ахматовском платье и с дрэдами. — Я тут вчера у вас была, веселилась и потеряла книжку Тургенева «Рудин». Никто не находил, а то она не моя?
Бармен покачал головой:
— «Рудина» не находили. Только «Отцов и детей».
Девушка, бармен, а следом за ними — и Жека с Настей захохотали, а Жека еще прокомментировал:
— Как-то это очень по-питерски — потерять томик Тургенева в баре… О, а вот и наша долма!
Настя подцепила вилкой кусочек долмы, обмакнула в плошку со сметаной и луком и отправила в рот. Пожевала, зажмурилась и сказала:
— Очень вкусно. Только теперь луком изо рта будет пахнуть.
— Собралась с кем-то целоваться?
— Еще не вечер, — сделала неопределенную мину Настя.
Они обменялись долгими красноречивыми взглядами.
Закончив с долмой и взяв по еще одной порции «джеймсона», они уступили свое место у стойки другим страждущим. Утряхивая съеденное и выпитое, присоединились к танцующим под «Song 2», «Rock&Roll Queen» и «Y Control». На импровизированный танцпол между стойкой и столиками у стены набился народ, и там было правильно — тесно, душно и весело.
Позже они вышли на улицу, где изо рта шел пар и после колонок в «Глотке перед битвой» было так тихо, что они слышали свои шаги, возвращаясь к Жекиной «астре».
Жека достал припрятаные под запаской в багажнике номера, показал Насте.
— «WTF 418»? — смеясь, прочитала Настя. — Это то, о чем я думаю? В смысле — «вот зе фак»?
— Не удержался, в Иматре с какого-то «форда» снял, — признался Жека и взял в руки отвертку.
После десяти минут возни с заменой номеров «опеля» на финские, оказались возле «Зала Ожидания». Клуб находился в подвале бывшего Варшавского вокзала, зажатого с трех сторон кирпичными складами, выселенными домами с заколоченными окнами и Музеем железнодорожной техники. Освещавшая индустриальный пейзаж луна делала это место похожим на декорацию к фильму про постапокалипсис. Заасфальтированные темные пустыри оживляли группы молодых людей, направляющихся к клубу. В неверном лунном свете они казались бодряками-зомби из «28 Days Later».
Присев на капот «астры», Жека и Настя с четверть часа прислушивались к тишине и волшебству, изредка перекидываясь отдельными фразами, а затем дошли до «Зала», взяли билеты — и ринулись в бой.
Infrared, днем работавший менеджером по продажам в крупной фирме и старавшийся — в лучших традициях электронных музыкантов — соблюдать анонимность, стоял за пультом в надвинутой на лоб бейсболке и в шейном платке, скрывающем нижнюю часть лица. Его сет по звуку напоминал эхо танцевальной музыки, которое раздается из-за закрытых дверей на танцпол. Ломаный ритм перкуссии. Агрессивные басовые партии, выкручивающие тело и заставляющие его двигаться. Соло — записанные с радиоэфира голоса ангелов. Звуковая палитра показалась Насте эквивалентом вида на окраинные районы города, почему-то — с высоты птичьего полета. Так, во всяком случае, представлялось ей, когда она, танцуя, закрывала глаза.