Марк рукой придержал дверь, закрываемую неторопливым доводчиком, скользнул в подъезд. Лампочки на лестнице горели через одну, и третий этаж скрывался в сумраке. Дверь с вырванным из обивки треугольным клоком была не справа, как говорил бармен, а слева. Забыл? Перепутал право и лево? Или в последний момент наивно попытался пустить Марка по ложному следу? Помимо выдранного клока обивка была порезана в нескольких местах — как будто кто-то, кому не открыли дверь, в отместку поработал над ней ножом.
Звонок отсутствовал. Перед тем, как постучать в дверь, Марк наудачу дернул за ручку. Дверь приоткрылась. Ни на секунду не задумываясь, Марк открыл дверь шире и шагнул в темный коридор. В квартире стоял резкий запах — такой сильный, что, казалось, его источали стены, с которых свисали частично отклеившиеся обои. Пахло бензином и чем-то медицинским. Марк вспомнил, что так пахли его в детстве разбитые и потом обработанные бабушкой колени. Йод. В голове откуда-то всплыло: «Здесь не встретишь ни веселья, ни сокровищ». Это уж точно.
Марк заглянул на кухню, где горел тусклый свет и раздавались какие-то звуки. Отвратительно, до рези в глазах, пахло какими-то токсичными химикатами. Все горизонтальные поверхности в маленьком, метра четыре квадратных, помещении были уставлены несколькими кастрюлями и разносортными пластиковыми бутылками — целыми и с обрезанным горлом, пустыми и наполненными темной жидкостью. У включенной газовой плиты медленно ворочался тощий винтовар. Он внезапно обернулся на шаги и замер, увидев незнакомца. Вытаращеные глаза. Давно немытые сальные волосы. Длинная кадыкастая шея, усыпанная родинками. Жираф, понял Марк. Кажется, его поиски вчерашних возможных свидетелей закончились. Периферийным зрением он углядел синий «зенитовский» шарф, валявшийся на подоконнике. На нем, как драгоценности на бархатной подушке, устроилась подготовленная гарнитура — «машинка» [26] с двумя гепатитного вида иглами.
— Эй! — быстро произнес Жираф. — Ты кто такой?
— Я от Валеры, — ответил Марк, сделал шаг, сократив расстояние между собой и Жирафом до полуметра. — Твоя «роза»? — кивнул он за спину варщику.
— Моя. Не продам, сколько ни предлагай, — затряс Жираф головой. — И что за Валера?
— Из бара. Шарф мне не нужен. Хочу спросить одну тему.
— Валера горючку обещал поднести на днях… Позавчера… Или… Не, не помню, — паузы между быстро произносимыми Жирафом словами были похожи на пузыри воздуха, поднимающиеся с глубины к поверхности воды. — Не принес… Да хватит уже капать! — он резко дернулся в сторону раковины, заваленной по большей части стеклянными банками и одноразовой посудой и яростно принялся крутить барашки совершенно сухого крана.
— Ты вчера вечером с корешем бензин сливал в соседнем дворе. Уже темно было.
— А? — уставился Жираф на Марка. — Где девку с черным грохнули? Да.
— Кого-нибудь видели?
— Кого? — непонимающе смотрел нокс.
— Кто мог убить, — терпеливо сказал Новопашин. — Кто-нибудь входил — выходил из подъезда?
Жираф поднял руку и на излете показал на Марка пальцем, чуть-чуть не коснувшись его.
— Выходил, — сказал он.
— Кто?
— Не знаю кто, не разглядел. Я с бензобаком возился. А Жесткий, наверное, видел. Он на стреме был.
— Где Жесткий? — спросил Марк.
— Тут, в комнате. Гнет его во всю…
— Покажи.
— Да вот же комната, она одна тут, — пробормотал Жираф, протискиваясь мимо Марка.
Тот проследовал за ним. Поворачиваться спиной к винтовому — нет, уж лучше вы к нам.
Жираф открыл дверь в комнату как дверцу холодильника, наполненного испорченным мясом — гнилой запах ударил Марку в нос. Его замутило. Он зажал нос рукой и, стараясь дышать ртом, вошел в комнатку следом за хозяином. Продавленный диван, шкаф, ковер на стене, какой-то стул, голый линолеум на полу и энергосберегающая лампа без абажура у потолка. Занавесок нет, окна заклеены черными мусорными мешками, порванными в некоторых местах. Комната наполнена мертвящим светом как аквариум — водой. Везде раскидан хлам, полиэтиленовые пакеты, кружки, какое-то тряпье, в углу — скомканный продранный спальный мешок. И осязаемая, давящая вонь. На диване — воткнувшийся подбородком себе в грудь человек в одних трусах и футболке с Микки Маусом. Дикий как на социальной рекламе контраст — улыбающаяся мышь на покрытой бурыми пятнами ткани, сочащиеся гноем раны на руках человека в футболке и его опухшая и почерневшая, будто сгоревшая утка по-пекински, правая ступня.
Человек со стоном поднял лицо — рано состарившееся и опухшее.
— Сварил, Жираф? — не обращая внимания на Марка, спросил он у варщика.
— Нет, — ответил тот. — Не из чего. Белка еще не вернулся с драгстора.
— Бля-а-а, болит все, — скривился Жесткий. — Хоть бы вмазаться…
Не глядя, он нашарил рулон туалетной бумаги, лежавший рядом с ним, потянул и оторвал кусок. Дрожащей неверной рукой провел по своим язвам, то ли размазывая, то ли вытирая гной цвета портера. Бросил использованный клочок бумаги к другим, снегом засыпавшим пол вокруг него; потянулся, чтобы оторвать новый. Не удержал рулон, который упал на пол и, разматываясь, закатился под диван.
— С-с-су-у-ука, — проскулил Жесткий.
Переставил больную ногу, чтобы подняться с дивана, и Марк ощутил новую одуряющую волну вони от гангренозной плоти. Жесткий опустился на колени, в блямбу старой засохшей рвоты, шаря под диваном. Толстые мусоропроводы исколотых вен под его коленями покрывали глубокие алые язвы. В одном месте внутри раны с разошедшимися краями Марк увидел что-то белое. Кость?
— Может, тебе йодом ногу помазать? — озабоченно предложил Жираф. — Сейчас Белка притащит из драгстора [27] .
— Пройдет, наверное… Еще «бешеного» сварить не хватит… Ляпнуться надо, Жира, а то… Блядь, коней сейчас двину…
Черные пальцы на зараженной ноге Жесткого подогнулись, хрустнули. Марку показалось, что еще чуть-чуть — и отвалятся, останутся лежать на полу маленькими угольками. Он отвернулся и сказал Жирафу:
— Спроси у него про того, кого он видел у подъезда. Я подожду на кухне.
Он поспешно вышел, прикрыв за собой дверь, и шумно вдохнул. Не помогло, все еще тошнило. Нашел, как включается свет в туалете. Приблизился к унитазу и увидел, что он засорен; в воде плавала коричнево-серая взвесь, на поверхности, как бревна в реке — колбаски дерьма. Закрыв глаза, Марк ощутил рвотный спазм, и его стало тошнить так, что еще чуть-чуть — и желудок вывалились наружу. Когда все, что могло из него выйти, вышло, он вытер губы и выскочил из туалета. Новая диета: кружка чая, «полка» кокаина и дважды в день проблеваться.
В коридоре столкнулся с Жирафом.
— Э-э-эй! А я решил, ты ушел.