— Это — моя бывшая, — сказал хозяин «Копов». — И ее теперешний, — Захар чуть заметно усмехнулся и сказал, будто бы себе под нос. — Интересно, есть у него клей?
— Клей? — не понял Марк.
— Не бери в голову… У них проблемы. И ты бы мог им помочь. Думаю, дело как раз по твоей части. Понять, что все-таки происходит. Может быть, им понадобится защита. Заработаешь деньги, поможешь людям — приоритеты расставляй сам.
— Нет, — Марк помотал головой и выставил перед собой руки, будто хотел оттолкнуть Захара. — У меня свои проблемы.
Лицо Захара поскучнело.
— Я слышал, что у тебя убили девушку, — сказал он. — Сочувствую.
Его сожаления — как эксгумация могилы. Кокаин заставил отступить боль, водка смыла горе, как и странный нерастворимый осадок от совершенного им убийства. Но теперь все это вернулось, и Марк оцепенел, на секунду представив, как черви, бактерии или что-то там еще будут питаться… Алькой. Его замутило. Ощущая тошноту и легкое головокружение, он видел, как девушка в шапке смотрела на них с Захаром. Потом обернулся парень, пришедший в «Копов» вместе с ней.
Встреча на Эльбе.
Внук умирающего от рака старика в квартире его бабки. Как его зовут?.. Точно — Жека.
У Новопашина внезапно занемели язык с губами.
— Что у них? — поинтересовался Марк у хозяина «Копов».
— Да они, кажется, влипли по-серьезному. Там настоящий триллер. Я даже запутался, а он рассказывал вкратце, без подробностей. И, может быть, о чем-то не сказал. Труп в угнанном «лексусе», сгоревший автосервис, баба — киллер, «субарик» с отрезанной… рукой, что ли… или ногой… в салоне… Что так смотришь? Я бы и сам подумал, что они обдолбаны — да непохоже. Не Настюхин это стиль… Что, стало интересно? — спросил Захар у шагнувшего мимо него к столику Марка.
* * *
Они вышли на ночную промозглую улицу, больше, как ему казалось, подходившую к их разговору, чем бар, в котором было сухо, слегка накурено и сонно дудел джаз. Здесь же не прекращался дождь, было холодно и отсутствовали свидетели — как будто это все происходило в романе Хемингуэя или в фильме нуар. Марк, на угловатом лице которого играли отблески света от вывески «Копов», закурил. Жека переступил с ноги на ногу и спросил:
— Нам обязательно здесь все решать?
— Думаю, в твоих же интересах, чтобы было поменьше ушей, — пожал плечами Марк.
Жека подумал о Насте, оставшейся за столиком с Захаром. Успокойся, подумал он. Она сказала, что он ей не нравится.
— Это моя девушка, — сказал Жека. — И я ей доверяю.
— А я Захару — нет. Много ты ему рассказал?
Жека сделал шаг к стене дома, пытаясь укрыться от брызг воды, льющейся из водосточной трубы.
— Все, но без подробностей.
— А теперь расскажи мне — и с подробностями. И не торопись, пожалуйста. Ощути воскресенье, пока оно не кончилось.
Жека, раздражаясь, подумал, что химическая ирония не идет этому человеку, в глазах которого затаилось убийство… А ведь точно, воскресенье. Они стоят в центре города, устало готовящегося к новой трудовой неделе — к новостям, про которые лучше бы и не слышать, к тромбам утренних и вечерних пробок, к эзотерике переполненного метро.
Жека начал говорить — монотонно, как «Радио Маяк» на кухне. Про то, как работал на Аббаса. Про угон «лексуса», во время которого он врезал хозяину тачки по голове ножкой стула. Про труп в багажнике. Про то, каким настороженным и ожидающим неприятностей встретил его Аббас в своей кафешке в субботу. Про утренний звонок Гази. Про «субару» с иммобилайзером и отрезанным пальцем в бардачке. Про пожар в боксе Темира и про трупы, которые выносили из шавермы на Кронверкском. Про красотку — головореза с пистолетом. В какой-то момент Жека подумал, что Марк с самого начала был прав. Лишние уши этой истории ни к чему.
Вот только что делают сейчас Настя с Захаром? Шутят? Разговаривают об общих знакомых? Вспоминают? Что вспоминают?
Марк достал из пачки еще одну сигарету и щелкнул зажигалкой.
— Ну как, выговорился? Стало лучше?
— Мне не лучше и не хуже, — усмехнулся Жека. — Мне — никак. Что скажешь, психолог?
— Нечего тут говорить, — Марк сделал еще одну затяжку и бросил сигарету на землю. Она по-змеиному зашипела, упав в лужу. — Надо делать… Поехали. Девушку свою будешь забирать?
— Куда поехали?
Марк не ответил. Спросил:
— У тебя есть знакомый программист? Или хакер какой-нибудь… Не знаю даже, кто и нужен.
— А зачем?
Не глядя на Жеку, Марк молча полез во внутренний карман куртки и вместе с водительскими правами достал Алькины очки — китайскую копию Just Cavalli.
«БМВ», укутанный темнотой — за перекрестком с Прожекторной, куда, вопреки названию, не доставали лучи уличных фонарей — казался опустевшей станцией «Мир», болтающейся на околоземной орбите перед тем, как рухнуть в Тихий океан. А Марк… Он был как забытый всеми космонавт, из последних сил сражающийся с призраками снаружи и фантомными болями внутри тела. Скафандр… Его скафандром был порошок, последняя дорожка которого осела на слизистой носа часа полтора назад. И нельзя было сказать, что она хорошо выполнила свою функцию. Даже призраков кокаиновая буря унесла в лимб лишь на час, а теперь они вернулись и кружили вокруг него, пронзительные, голодные и злые. То ли — эффект привыкания, то ли его измученный организм требовал сна, не взирая на принятые стимуляторы. Сон обещал избавление хоть на короткое время. Но спать было нельзя. Марк говорил Жеке и его подруге, что будет караулить их всю ночь — пока они… Пока они пытаются выполнить свою часть их договора — так, наверное, можно было это назвать.
Свет в салоне Марк не зажигал. Редко, как глаза умирающей от передоза рок-звезды, мигала зелеными огоньками включенная магнитола. Все те же тоскливо-гребаные гробовые «Portishead», игравшие в четверг, когда он не дождался Альку во дворе дома на Искровском. Он вспомнил, как Алька рассказывала, что одно время она словно драгдилер давала всем своим знакомым послушать «Roads», «Mysterons» или «Wandering Star». Кто-то подсаживался, кто-то оставался при своих Земфире или «Русском радио».
Сейчас мертвая Алька была рядом. Она не стояла возле его машины окровавленным призраком — как любят это показывать в голливудских фильмах, а пряталась в странных, быстро распадающихся химических связях и коротких вспышках электричества в клетках его мозга. И недостаточно было закрыть глаза, чтобы перестать ее видеть. Нужно было что-то большее.
Трупы молчаливых друзей с надписью «Lucky Strike» переполняли пепельницу. Крошки просыпанного «пороха» [32] лежали на полу салона как листья в октябрьском парке где-нибудь в Гатчине. Тульский Токарев прятался под передним креслом — так, что его можно было достать в два — стоит только наклониться и протянуть руку — движения. От густого сигаретного дыма и тяжело ворочающихся мыслей у Марка болела голова. В какой-то момент она отказалась думать, и Новопашин просто сидел и наблюдал, как уже делал не раз, находясь в засаде. Это было привычно и правильно — отключить мозг и превратиться в наблюдателя с набором эмоций как у объектива фотоаппарата. Следить за четырехэтажным домом, обнесенным решетчатым забором с установленными по периметру камерами. За полуночниками, выходящими из подъезда и идущими на прогулку со своими собаками. За крайней, застекленной и подсвеченной изнутри лоджией квартиры-студии, где, как надеялся Марк, ковался грозный топор компромата.