Все бы еще ничего, но сейчас в салоне играло «Русское радио», и выносить Насте мозг Владу помогала группа «Руки вверх!». Девушка потянула руку, чтобы убавить громкость, но дотошный Влад покачал головой и произнес:
— Оставь, пожалуйста. Я под них с женой раньше любил танцевать, когда…
И — новый пространный рассказ на пять минут. Настя начала терять терпение. Влад вдруг смешался, почувствовав ее настроение.
— Вот деньги! — неожиданно — у него всегда получалось делать это неожиданно — протянул он девушке объемный сверток.
Держа в руках завернутые в полиэтиленовый пакет из «Ароматного мира» пачки, Настя почувствовала себя наркоторговцем. Прикинула, сможет ли она спрятать сверток в сумку, чтобы донести его до банка.
— Пятитысячные, три пачки, — сказал Влад. — Как для себя собирал. Почти все свежие, аж хрустят. Одинаковые как на подбор.
Настя усмехнулась последней фразе, зная, как могут отличаться друг от друга купюры одного номинала — акцент на различных деталях в зависимости от года выпуска, разница до нескольких миллиметров в полях даже в банкнотах одной серии.
Может, такси вызвать? У нее была где-то визитка «Императорских карет» — они как раз в Центре работают. Безопаснее, чем с полутора миллионами за пазухой по улицам шастать. Или попросить Влада подбросить. Тут недалеко, наверняка, не откажет.
«Руки вверх!» по радио, наконец, кончились.
— Русская служба новостей!..
Держа сверток в руках, Настя рассеяно смотрела, как сзади «туарега» притормозил, пропуская еще одну маму с еще одним будущим хоккеистом, крепкого вида мужик в черной куртке из кожзама и черной шапке. Он стоял вполоборота к машине, и его лица Настя не видела. «Вызову такси», — решила она.
Потянулась за телефоном.
Влад смотрел в боковое зеркало.
— Вон, сына идет, — произнес он и открыл дверь, чтобы выйти ему навстречу.
На периферии Настиного сознания ведущий новостей говорил:
— …Совершено убийство депутата городского ЗАКСа Городчикова Филиппа Юрье…
Что-то большое и темное возникло справа от машины.
Настя не успела ничего понять, не успела испугаться, когда вдребезги разлетелось стекло с ее стороны. Осколки полетели в салон, усыпав острыми стразами ее волосы. Широко открыв глаза, Настя почувствовала, как по щеке потекло что-то горячее.
— Деньги! — рявкнул ей в ухо голос. — Деньги сюда, быстро!
Сзади громко закричал ребенок. Мальчик.
Рука с темными каемками ногтей стремительно ворвалась в салон через разбитое стекло, схватила девушку за ворот тренчкота, дернула на себя. Настя повернулась лицом к опасности и больно ударилась обо что-то твердое. Гораздо более твердое, чем ее скулы. Она всхрипнула. Перед глазами полетели мушки. Страшный рукав из черного местами потрескавшегося кожзаменителя нырнул вниз, к почти свалившемуся под ноги девушки свертку. На секунду, пока изображение не расплылось у нее в глазах, Настя увидела в проеме окна голову грабителя.
На нее была надета, в катышках и с прорезями для глаз, балаклава.
Странно, но он не испытывает никаких чувств. Вообще, никаких. Как будто бы это все происходит не с ним, а с персонажами какого-то тысячу раз смотренного фильма.
Жекина память как карты из колоды выкидывает похожие эпизоды. Один из героев первого «Бумера», у которого отверткой пробит бок. Окровавленный Тим Рот в «Reservoir Dogs», заходящийся в истерике на заднем сиденье тачки, которую ведет решительный и суровый Харви Кейтель. Но вместо Тима Рота, залитого кетчупом — то теряющий сознание, то вновь приходящий в себя на короткие мгновения Марк, чья куртка с правой стороны насквозь пропитана кровью. Настоящей кровью. Сочащаяся из раны красная жидкость заливает кожаное сиденье, липнет к рукам Жеки, держащего голову Марка на своих коленях. От свежепролитой крови — запах бойни, острый, металлический и настолько плотный в замкнутом пространстве, что он оседает на языке знакомым с детства вкусом гематогена. Жека приоткрывает окно. Наполненный выхлопными газами уличный воздух врывается в салон, глушит одуряющую до головокружения и озноба по коже вонь. Гази (он сейчас за рулем как Харви Кейтель) кидает взгляд назад и вновь сосредотачивается на дороге.
Пробки, растворившиеся к середине дня, дают возможность ему разогнаться. Стрелка спидометра показывает 130 километров в час. Они проскакивают несколько светофоров на зеленый свет, пока впереди не зажигается красный сигнал. Чеченец давит «в тиски». Рядом, на соседней полосе, останавливается белая «мазда», за рулем которой с независимым видом сидит чел в расстегнутом пиджаке. Средний класс. Чел разговаривает по смартфону и одновременно скользит глазами по «тойоте», в которой везут раненого. Жека радуется, что задние окна «приуса» затонированы, и чел на «мазде» не сможет разглядеть Марка, который вдруг хватает Жеку, пачкая его футболку. Кровавый отпечаток ладони экс-копа посреди принта «Developer NYC» у Жеки в то же мгновение ассоциируется с натруженными руками низкооплачиваемых азиатских швей, пошивших эту тишотку где-то в Джакарте или в Маниле. Марк пытается что-то сказать, но отключается. Приложенный к ране бумажный ком из найденной в бардачке упаковки одноразовых носовых платков насквозь промок и выглядит окровавленным колобком. Заменить его нечем.
Поток транспорта с Лиговского иссякает, загорается зеленый, и «приус» срывается с места. Прилепленный присоской к стеклу плюшевый, почему-то розовый, кот вздрагивает, зависает на миг в свободном падении, а потом начинает лихорадочно болтаться у зеркала заднего вида. Эта игрушка вкупе с парой глянцевых журналов под стеклом сзади дает понять, что на «приусе», до того, как Марк залил его салон своей кровью, ездила женщина. Почему за его рулем сейчас Гази? Жека хочет верить, что «тойоту» кавказец одолжил у своей жены или подруги, но интуиция подсказывает ему, что машина находится в угоне. И если их остановит инспектор, которых хватает по всему Московскому — дополнительных проблем не избежать. Страшно подумать о том, как будет решать эти проблемы Гази.
Они летят как на пожар. Шум гонки через приоткрытое окно приглушает звучащую в салоне музыку. Гази крутит ручку громкости вправо. Внуки «Kraftwerk», модные английские электронщики «Hot Chip», чей летний улыбчивый инди-поп делает все происходящее сюрреалистичным и, кажется, добавляет какого-то кромешного счастья вдребезги перекрытому амфетаминами чеченскому ассасину. Пущенный по кругу диск, наверняка доставшийся кавказцу вместе с «тойотой» и розовым котом, уже играл из колонок, когда они вдвоем под руки вытащили раненого Марка из недостроенной «точки».
— Его нужно забрать! — говорит Жека там, в пустой квартире на шестом этаже с двумя неподвижными телами Стальных Симпатий и стреляными гильзами на грязном солнечном полу. — Без него не поеду! Вот как хочешь! — придумывает на ходу. — Он мой друг. Я не оставлю его копам! Просто не могу!
Говорит — и сам пугается. Что помешает профессиональному убийце выстрелить Марку в голову, закрыв тем самым его вопрос? Но оказывается, что слово «дружба» для Гази не пустой звук. Он моргает раз — другой блестящими глазами и произносит: