А кому звонить? Куда? В «02»? А как звонить туда с мобильника? И что он там скажет? Жека обливается холодным потом. Паника в нем нарастает.
И тут айфон начинает вибрировать.
Входящий.
Два часа. Волчья полночь отступала как море при отливе, уносила шутки и разговоры, оставляя после себя слипающиеся веки, путающиеся мысли и желание закрыть глаза и уснуть — уснуть-уснуть. Трое копов — Новопашин, Костров и прикомандированный к ним Саша Чернов, похожий на китайца совсем молодой еще оперативник из ФСКН — боролись со сном в прокуренном салоне УАЗа — «буханки», прячущейся в морозной темноте. Человек, которого они ждали, полгода назад был объявлен в федеральный розыск. Убийство с отягчающими (попавшим под руку велосипедным насосом до смерти забил мать двух несовершеннолетних детей), распространение наркотиков. Стукач — случайно взятый патрулем бегунок-«джон» [43] , у которого от страха перед приближающейся ломкой развязался язык — сдал убийцу, сказав, что тот должен на днях появиться у одного своего приятеля, проживающего в частном доме в Парголово. И вот — третья ночь в засаде. График на износ — утром они сбивали сонливость, накоротко отсыпаясь дома, с обеда работали по другим делам, мешая кофе с «кока-колой», ночью вновь ехали в пригород, сменяя дневную опергруппу.
Мартовские сумерки постепенно сгущались, скрывая новостройки, неумолимо наступающие на индивидуальное строительство, оставшееся с советских лет. К десяти вечера поселок как будто бы вымирал, на улицах изредка мелькали лишь силуэты передвигающихся стаями как какая-то нежить гастарбайтеров и злых весенних собак. «Псы тут такие, что, того и гляди, накинутся и изнасилуют», — говорил Миха, осторожно вылезая из «буханки» по нужде. — «Или откусят чего…»
Все, о чем можно было переговорить и что можно было обсудить, переговорили и обсудили в две предыдущие ночи. Пытались спать по очереди (один спит, двое дежурят), но заснуть и не просыпаться на неудобном скрипучем сиденье получалось только у Кострова. Он, по большей части, и спал. Марк и Саша, чтобы не заснуть, выключали печку, открывали окна, впуская в УАЗ холодный воздух. Невидимые в темноте банки из-под бесполезного «Burn», сминаясь, хрустели под ногами. Энергетик скрипел на зубах, превращался в налет, покрывавший нёбо, но сон не прогонял. В какой-то момент оказалось, что Марк задремал. Понял он это, когда в полудреме подумал: «А вдруг все заснули». Короткий, обжигающий органы чувств, всплеск адреналина заставил его вздрогнуть, вскинуть голову, уткнувшуюся подбородком в грудь, и распахнуть глаза.
— Все нормально, — услышал Марк голос сидящего рядом Саши. — Ты уснул ненадолго…
Новопашин посмотрел на него и увидел что-то, показавшееся ему странным. Перед Черновым, на уровне груди, полыхал язык изображенного на банке «Burn» огня. Пламя внезапно мигнуло как от сквозняка, зашипело, когда на него что-то капнуло. Приглядевшись, Марк разглядел, что то, что он спросонья принял за логотип «Burn», было огнем из одноразовой зажигалки «Bic», на которой Саша грел чайную ложку с жидкостью.
— Что это у тебя такое? — спросил Марк.
— Мельхиор, если ты про весло [44] . От тетки достался, — хмыкнул Саша. — Считай — именной. А это — качели. Чтобы не срубиться. Наша служба и опасна и трудна…
— Качели? — не понимая, переспросил Новопашин.
— Коктейльчик — хмурый [45] с кокосом [46] . Излишки вещдоков, так сказать, — Саша отложил зажигалку. — Слушай, посвети телефоном…
При тусклом голубоватом свете от экрана мобильника Чернов через отломленный сигаретный фильтр втянул раствор в заранее подготовленный шприц.
— Втыкает от него не по-детски, — пояснил Саша, — бодрит, словно к атомному реактору прислоняешься, но никаких трипов. Наоборот, мозги прочищает. Кидает то в вату, то в чистый «фулл пауэр». Становишься весь как струна натянутая — в правильном смысле, понимаешь?.. Хорошая такая штука. Мне кажется, что с ней можно до девяноста лет жить — не тужить, как Берроуз прямо. А, может, вообще вечно жить будешь, если не сторчишься. Сейчас чпокнусь и до утра спокойно досижу. А ты, если хочешь, спи…
Но сон у Марка прошел. Он смотрел, как Саша зажал левую руку между закинутых друг на друга ног и почти на ощупь ввел иглу в вену где-то между большим и указательным пальцами. Чертыхнулся от боли. Надавил на поршень и выдохнул. Ненадолго — на минуту или две — откинулся на спинку жесткого сиденья УАЗика.
— Тебе замутить? — спросил потом он у Марка. — Нет? Ну, гляди сам… Сколько же мы будем караулить этого типа?.. Достало…
До половины шестого утра, когда, наконец, не появился разыскиваемый, которого опера взяли, как только он расплатился с «бомбилой», подвезшим его до дома, Марк наблюдал за Сашей. Тот то безостановочно трепался, то замолкал, словно бы медитируя. Выскочил из засады он первым. Ломая лед на замерзших лужах, подбежал к «объекту», уклонился от ножа и ударил преступника ногой в живот.
Когда копы скрутили разыскиваемого и Миха завел чихающий двигатель «буханки», Саша подмигнул Марку.
— Отлично поработали, — сказал он.
Новопашин кивнул, морщась и держась за правый бок — печёнка стонала от лошадиных доз выпитого за ночь энергетика. «Где бы достать новую?» — подумал Марк, чувствуя, как усиливается боль в боку, режет, разрывает клетки печени.
Он судорожно выдохнул из легких воздух и медленно, словно поднимаясь с глубины, преодолевая сопротивление толщ воды, пришел в себя.
Увидел над собой лицо Ольги и услышал ее голос:
— Он очнулся, Евдокия Дементьевна…
* * *
Обрывки, осколки памяти в как будто бы чужой голове, крупными стежками пришитой к его телу.
Перестрелка в строящемся доме, когда его обошли по балкону сзади, и он поймал пулю. Баю — бай, он должен был умереть уже тогда. Но не умер. Очнулся на заднем сиденье машины. Справа — Жека. Кто был за рулем, Марк не видел. Машину сильно тряхнуло, Марк застонал и потерял сознание.
Жека и Гази остановились у самого подъезда дома на Старо-Петергофском, выволокли Марка из «тойоты», донесли до лифта, ни с кем не столкнувшись на лестнице (середина рабочего дня), подняли наверх. Марк не видел и не чувствовал этого, лишь откуда-то издалека до него доносились их искаженные голоса, напугавшие его. Но потом он понял, что ангелы не могли так грубо материться, пока тащили его тело к тому месту, откуда бы он узрел яркий свет, видимый всеми умирающими.
Потом (или это было до того?) Марк услышал, как один из тех, кого он принял за ангелов рассказывал про двойное убийство. Про то, как он застрелил Альку. Сделав усилие, Новопашин сумел приоткрыть налитые свинцом веки. Всего лишь на мгновение, но облик говорившего намертво впечатался в его умирающий мозг.