Каролина казалась себе полной дурой, неспособной сложить два и два. Она потерла виски. Куда обычно идешь, если нужны документы? Каролина посмотрела на часы: почти восемь. Мэрия уже закрылась на выходные. На столе Спайви она отыскала список телефонов экстренных служб и набрала сотовый начальника окружной канцелярии. Тот ответил после первого гудка, фоном слышался шум ресторана. Представившись, Каролина извинилась за поздний звонок.
– Моя просьба покажется странной, но до понедельника дело не терпит, – сказала она. – Вы регистрируете тех, кто запрашивает документы? Мне нужно выяснить, кто интересовался судебной тяжбой Джона Лэндерса.
– Торговца яхтами.
– Верно.
– Я перезвоню.
Через две минуты раздался звонок:
– Дэвид Никелл.
Каролина поискала ручку:
– Ой, одну секунду.
– Ничего-ничего. Я только что дал взбучку служащему, который отправил ему копии судебных документов почтой. В Спрингдейл. Грубейшее нарушение. Документы выдаются только на руки. Никаких исключений. Можете жаловаться на свою горькую судьбину, плакаться, что живете в глуши, – мы не отправляем документы почтой.
– Когда они ушли?
– Мой сильно обгадившийся чиновник говорит, что отправил на этой неделе. Наверняка Дэвид Никелл его подмазал. Придется уволить подлеца.
– Не знаете, Никелл предъявил удостоверение личности?
– Иначе документы не получить.
Каролина затаила дыхание:
– А как он выглядел?
– Чиновник говорит, лысый и бородатый.
– Адрес дадите? – рискнула Каролина.
– Может, в понедельник?
– Нет, это поздно. И хорошо бы ваш подчиненный сегодня же к нам заглянул.
– Ладно, попробую. – Начальник повесил трубку.
Дэвид Никелл. Каролина взяла телефонный справочник Спрингдейла. Есть: Дэвид и Анжела Никелл. В адресе только номер шоссе – видимо, супруги жили в глуши. Каролина позвонила по указанному телефону – никто не откликнулся, даже автоответчик. Она открыла базу данных и проверила Дэвида Никелла в списках доносчиков, свидетелей, подозреваемых, жертв. Пусто.
Каролина перешла к другому компьютеру и пробила имя по всем картотекам преступников – местной, штата и национальной. Базы выдали нескольких Дэвидов Никеллов, тогда она сузила круг поиска, добавив слово «Спрингдейл», и вскоре получила номер социального страхования. Этот Дэвид М. Никелл, сорока двух лет, житель Спрингдейла, привлекался к ответственности за домашнее насилие в отношении Анжелы Никеля и трижды – за вождение в нетрезвом виде. Два месяца назад его вновь арестовали на западе штата: пьяный, на угнанной машине он пытался уйти от полицейской погони. В изоляторе Такомы ожидал суда. Фотография представила лысого бородача в очках. Каролина вспомнила, что свидетели, описывая предполагаемого Ленни Райана, упоминали густую бороду и бейсболку.
Если Дэвид Никеля сидел за угон, значит, кто-то другой сделал запрос о Джоне Лэндерсе. Если Дэвида Никелла взяли в ворованной машине, значит, человек с его удостоверением вполне мог разъезжать в его автомобиле.
Каролина уже убедила себя, что к ее дому подъезжал не Ленни Райан, а какой-то парень с пивом. Но теперь не сильно удивилась, когда по номеру социального страхования выяснила марку машины Никелла – красный «ниссан-сентра» 92 года.
Откинувшись на стуле, Каролина уставилась в потолок. Как, пожалуй, всякий человек, она надеялась остаться в стороне от событий собственной жизни, не замочившись в их стремительном потоке, но теперь с удивлением поняла, что ее тащит тем же течением, с которым она так долго боролась.
Укол; в руке потекло тугое тепло. Рэй-Линн пошевелила пальцами и привалилась к стенке. Тепло поднялось к плечам, потом разлилось по всему телу до самых икр. Рэй-Линн провела языком по деснам. Тим развязал жгут из банданы, Рэй-Линн прикрыла веки и тихонько замычала. Через пару секунд она открыла глаза – возле раковины Тим снял иглу со шприца и, промыв перекисью, убрал в футляр. Хорошо, что он такой аккуратный чистюля, подумала Рэй-Линн. Раскинув ноги, она сидела на унитазе.
– Классно, Тимми. Спасибо тебе.
– Не за что. – Тим вымыл руки и спрятал коробку со шприцем.
– Здорово, что мы пересеклись. Вечер будет что надо.
– Кстати, я не шутил: сделай себе буфера и валяй в стриптиз.
– Да ну, ты просто так говоришь.
– Нет, я серьезно. Питайся получше, добавь мяска на ляжки и задницу. – Тим посмотрел на Рэй-Линн, раскорячившуюся в кабинке мужского туалета. – В хороших клубах не любят, когда девушки квелые.
– А чё, я квелая?
У Тима было по-детски округлое лицо. Светлые волосы на косой пробор. Весь такой как бы надменный и жалеет обо всем подряд.
– Ты вроде как маленько себя запустила, – сказал он.
Они вернулись в ресторанный зал. Рэй-Линн проскользнула в угловую кабинку и потерла лицо, на ощупь будто резиновое. Потрогала фингал под глазом – вчера Майкл врезал за то, что сбежала. Могло быть и хуже. Рэй-Линн стиснула свои маленькие груди и посмотрела на ложбинку между ними.
– Поможешь мне сделать сиськи, Тимми?
– Я?
– Оплатишь операцию, и они будут вроде как наполовину твои.
– В смысле, одну тебе, другую мне?
– Нет, типа сможешь их трогать когда захочешь.
Тим протянул руку:
– А сейчас можно?
– Попроси деньги у папаши. Он же у тебя адвокат или кто там.
Тим открыл меню на странице завтраков:
– Привет, батя. Дашь пару тонн одной девушке на буфера?
– Ага! – Рэй-Линн беззвучно рассмеялась, завалившись на сиденье. – Можно оладьи?
– Все что угодно.
Рэй-Линн села:
– А на день рожденья подают стейк.
– Это в другом ресторане.
Рэй-Линн хотела сказать ему, что он ей нравится, но никак не могла вспомнить: она только подумала об этом или уже сказала?
– Закинем оладушки и поедем к тебе? – спросила она.
– Смотря по обстоятельствам.
– По каким?
– Сколько ты запросишь?
– А сколько стоят сиськи?
– Пару штук.
– Вот моя цена.
– Может, сговоримся за сигаретку?
Рэй-Линн рассмеялась:
– Заметано.
Потеха.
Тим достал из бумажника пару долларовых купюр и пошел к табачному автомату в другом конце зала. Бумажник остался на сиденье.
Рэй-Линн сама не знала, как с бумажником Тима очутилась на улице и спряталась за мусорный контейнер. Вдруг вспомнилась та ночь, когда псих в пикапе чуть не задушил ее. Интересно, что она почувствовала бы, если б он ее убил? А может, она мертвая, только не знает об этом? Как в том кино. Стало маленько стремно. Скорчившись за баком,