Тротуар завален битой черепицей, но внимание людей приковано к разгорающемуся огню.
Над крышами встает оранжевое зарево. С треском полыхают дома буквально в нескольких улицах от нас. В воздухе стоит густая вонь. Искры взлетают в небо и пляшут над крышами, как угасающий фейерверк. Языки пламени подсвечивают силуэт церкви.
В то, что происходит, невозможно поверить. Рядом с нами горят разбомбленные дома. Их жители погибли или заперты в подвалах.
— Повезло нам, — говорит Лиза. — А представь, если бы мы…
Она замолкает. Поворачиваюсь к ней. У нее в глазах сверкают отблески огня. Сейчас Лиза кажется мне необычайно милой девочкой.
— Красота-то какая, — говорит моя подруга.
— Ага, — соглашаюсь. В самом деле красиво. И в то же время жутко. Пламя, зарево, искры и прожекторы создают волшебное зрелище. Только в основе лежит настоящий кошмар.
— Повезло нам, — повторяет Лиза. Наши пальцы встречаются.
Лиза ждет, что я возьму ее за руку. И я не упущу эту возможность. Поднимаю глаза. На миг наши взгляды встречаются, и мы вновь оборачиваемся к зареву.
Мы с Лизой словно одни на этой улице. Но тут до меня доносится голос деда.
— Там у нас Фельдштрассе? — спрашивает дед сам у себя.
Мы с Лизой тут же вспоминаем, где находимся. Руки сами отдергиваются, как от горячего.
— Надо бы им помочь, — предлагает герр Акерман, наш мясник. Он выжидающе смотрит на деда. — Что, сходим туда?
— Пожалуй, — кивает дед.
— Можно с вами? — спрашиваю.
— Конечно нет, — отвечает мама. — Там слитком опасно.
— Я не буду мешаться.
— Карл, ты никуда не пойдешь. Да и деду не стоило бы.
— Что я, по-твоему, слишком старый для таких дел?
— Нет, папа, просто…
— Ну так молодых ребят всех забрали на войну, — говорит дед, выпрямляя спину. — Придется нам тряхнуть стариной. Пока есть силы, надо помогать людям.
— Я тоже пойду, — встает рядом другой старик.
Поднимается гвалт: деды сбиваются в кучу посреди улицы, чтобы идти на выручку пострадавшим. Женщины тоже собираются вместе, не забывая давать мужчинам советы. Если на улице и есть дети, их крепко прижимают к себе матери.
Деды решают, надо взять с собой ведра и всякие инструменты, чтобы разбирать завалы. Заскочив по домам и похватав что надо, они толпой уходят в сторону пожара.
— Ну что, провернем наше дельце? — шепчет Лиза.
— Каким образом? Да и поздно уже.
— Ничего не поздно. Сейчас чуть за полночь. Все успеют разбрестись по домам и уснуть.
Смотрю на толпу, на уходящих дедов.
— Они там провозятся до утра, — говорю.
— И пускай. Это же идеальное время.
— Но ведь будет полно людей…
— …слишком занятых, чтобы обращать на нас внимание.
Хорошая мысль. Кто в такую ночь заметит пару детишек, крадущихся во тьме?
— Ладно, — соглашаюсь я. — Когда?
— В два часа. Главное, не засни.
— Значит, в два часа.
— Ты достал? — спрашивает Лиза. Я знаю, о чем она.
— Еще нет. Но достану.
— Ты уж постарайся, а то все без толку.
Толпа дедов исчезает вдали. Женщины еще кучкуются на улице, обсуждают бомбежку, сплетничают, охают, качают головами, но и они потихоньку расходятся по домам. Меня зовет мама.
— Давай, до скорого, — шепчу я Лизе. — В два часа.
Захожу в дом. Мама запирает дверь. Поднимаясь по лестнице, я останавливаюсь.
— Забыл фонарик в подвале.
— Потом заберешь, — предлагает мама.
— Нет, пусть будет у меня, на всякий случай.
— На какой такой случай?
Пожимаю плечами.
— Ладно, только быстро.
Прыгая вниз, сую руку в карман и сжимаю фонарь, чтобы мама его не заметила. Лезу под лестницу, открываю люк и нашариваю выключатель.
Спускаясь в подвал, не отрываю взгляд от шаткой полки в дальнем углу. Там, посерединке, стоит моя цель.
Банка белой краски.
Как я и думал, ключ Стефана лежит у нас в комнате, в ящике. Нашарив его лучом фонарика, тут же хватаю и сую в карман. В рюкзаке ощущается приятная тяжесть банки с краской. Снизу долетает бормотание женщин.
Дед, как ушел спасать людей после бомбежки, до сих пор не вернулся. Ба с мамой сидят в кухне и ждут его. Выбраться на улицу практически невозможно. Но тут меня осеняет идея. Можно вылезти в окошко, а вернуться домой как обычно, через дверь, благо ключ у меня есть.
Достаточно пары осторожных шагов по коридору, и передо мной — дверь в комнату, где спят Ба с дедом. Подо мной не скрипнула ни одна половица. Миг — и я внутри.
Главное сейчас — не споткнуться, поэтому я включаю фонарик. Спят они с открытыми окнами, даже если снаружи холодно. Идеальный вариант.
Отодвинув занавеску, тяну за створку. Теперь можно пролезть через щель. Выбираюсь на навес, под которым стоит любимая машина деда. Шаткая конструкция скрипит под моим весом. Надо поскорее спрыгнуть, иначе она развалится.
На четвереньках подползаю к краю. Сперва опускаю вниз рюкзак, потом с тихим шлепком спрыгиваю на траву. Спружинив коленями, перекатываюсь через плечо, как нас учили на тренировках в «Дойчес юнгфольк». Вскакиваю на ноги, хватаю рюкзак и бегу через сад во мрак переулка. Надо мной нависают мрачные стены. Зарево над Фельдштрассе едва заметно, вдали кричат, но в остальном город словно вымер.
В горле стоит комок, кровь стучит в ушах. Спешу к месту встречи.
— Готов? — Лиза ждет меня у входа в переулок, затаившись в тени соседнего дома.
— Еле выбрался. Деда до сих пор нет. А ведь мне еще возвращаться. Поймают как пить дать.
— Придумаем что-нибудь, — говорит Лиза. — Ладно, погнали.
Мы бежим по Эшерштрассе. В мозгу покалывает от страха и возбуждения. Мы сильно рискуем. Если нас поймают, будет просто беда. Но в этот раз со мной Лиза, и пусть нас останется только двое, мы все равно будем «Пиратами эдельвейса», и мы нарисуем наш символ.
Чем ближе к концу улицы, тем громче шум с Фельдштрассе. Прожекторы давно погасли, сирены и пушки молчат, пламя уже не вздымается над крышами, зато холодный ветер далеко разносит голоса. И запах гари.
— Давай сходим, глянем одним глазком. — Лиза хватает меня за рукав и тащит за собой.
Крадемся в самых густых тенях, голоса становятся все громче, и теперь к ним примешиваются другие звуки. Треск огня, хруст дерева, ломающегося от жара, детский плач, женские завывания.