– В общем, надо тебе пойти в бар и хорошенечко там поискать.
– Так давай вместе поищем.
– Нет, – покачала головой супруга. – Если вместе пойдем, могу скандал учинить.
– С чего бы это?
– Как с чего? Начнет тебе опять эта Римма, хм, Юрьевна глазки строить – так я ж, блин, не выдержу, сразу ей макияж наведу. Лиловый такой и на пару недель, как минимум.
– Не понял.
– Чего ты не понял? – удивилась Жанна. – Не понял, куда я ей фингал буду ставить?
– Да нет. Не понял, почему Юрьевна.
– А-а, ты про это, – протянула моя благоверная, снисходительно посмотрев на меня. – Я думала, ты знаешь. Впрочем, ладно, объясню Тут всё просто. Римма Георгиади. То есть Римма, дочь Георгия. Георгий – то же самое, что Юрий. Так что получается…
– Римма Юрьевна, – заключил я. – Да, действительно. Всё просто.
– Ну, вот видишь, – улыбнулась жена и решительно подтолкнула меня в сторону отельного бара. – Всё, иди. Я тебя возле ресторана подожду. Давай.
Спорить я с ней не стал. Но…
«М-да. Совсем я, выходит, женщин не знаю. Официантку она вроде как за соперницу держит – не пойму, почему, но держит – и в то же время в бар меня одного отпускает. Чудно, ей-богу».
Бар в этот час был практически пуст. Впрочем, оно и понятно, весь народ сейчас в ресторане, ужин небось поглощает, а сюда лишь через часик-другой подтянется, к ночи поближе. Вот тогда-то и закипит здесь жизнь. Настоящая. А пока… Пока я смог разглядеть только одного посетителя – того самого бритоголового Петруху с Уралии, который давеча сцепился с паном Костенко.
Обладатель бычьей шеи и толстенной золотой цепи в гордом одиночестве восседал за одним из столов, уныло разглядывая десяток пузатых бокалов, выстроившихся перед ним на столешнице. Девять посудин были пусты, и лишь в самой крайней что-то еще плескалось. На самом донышке.
– Здорово, Петро, – поздоровался я, присаживаясь рядом. – Семёныча-то куда подевал?
– А, Андрюха, – отозвался Пётр, приподнимая недопитый бокал. Качнув рукой, будто взбалтывая посудину, он опрокинул в рот остатки горячительной жидкости, а затем, окинув мутным взором опустевшую емкость, посмотрел на меня:
– Слабоват оказался Семёныч. Сбежал, блин. По соточке с ним всего-то и накатили.
Сказал и вновь принялся разглядывать бокалы.
– Слушай, Петь. Ты тут случайно камушек на полу не находил? – поинтересовался я, демонстрируя пальцами размеры пропажи. – Маленький такой. Серый.
– Камушек? – удивился Пётр. – Неа. Не находил. Хотя…
Повернув голову к барной стойке, он неловко взмахнул рукой, подзывая официантку:
– Риммуль! Повтори-ка нам еще пару дринков.
Общепитовская дива подошла к нам секунд через десять. Цокая высокими шпильками по плиточному покрытию пола, держа в руках небольшой круглый поднос с одиноким бокалом. Вид у нее при этом был весьма и весьма недовольный. «М-да, странно. Вроде бы, наоборот, радоваться должна, что выгодный клиент подвернулся». Сняв с подноса бокал, она поставила его на стол, затем развернулась в мою сторону и как ни в чем ни бывало произнесла:
– Good evening! Would you like to order anything? [3]
Ее и впрямь звали Римма – по крайней мере, это имя было обозначено на бейджике, прикрепенном к форменной блузке. А еще она была красива. На самом деле красива, хотя, конечно, и не совсем в моем вкусе. И, кстати, никакого недовольства на ее лице уже не наблюдалось. Только лучезарная улыбка и ничего больше.
– Ноу ордер, спасибо.
Поняв, что заказа не будет, девушка кивнула и уже было собралась удалиться, но ее неожиданно остановил Пётр:
– Риммуль. Джаст э момент. Дело у нас тут одно. Ван мэттэ.
Римма слегка поморщилась, но всё же обернулась к клиенту. А тот, довольно ощерившись, продолжил:
– Это дзис из май френд. Андрюха его звать, хиз нэйм у него такое. И он тут это… лост кое-чего.
– Lost? [4] – удивилась официантка.
– Ю си, айв лост хиа ван тсинг, – пояснил я.
– What’s the thing? [5] – поинтересовалась она.
– А литл стоун. Литл грей стоун. Итс э май талисман.
– Talisman? Such as rabbit foot? [6] – уточнила красотка из бара.
– Ага. Йес. Только не лапка, а камень. Литл грей стоун. Дид ю хиа носинг фаунд?
Девушка покачала головой. С видимым сожалением.
– I’m sorry. Nothing, – однако тут же встрепенулась, предложив. – But if you like I can ask the bartender [7] .
– Да нет, спасибо. Не надо спрашивать, лучше я сам поищу. Лук фор ит майселф.
– O’key, – согласилась Римма, прижав руки к груди. – I’m sorry. I can’t help you [8] .
Очень, к слову, потешно это у нее получилось, поскольку к груди (между прочим, весьма аппетитной) она их прижала вместе с подносом. Проследив за моим взглядом, девушка немного смутилась. Впрочем, смущение ей шло. По крайней мере, она больше не казалась мне холодной красавицей, дежурно улыбающейся каждому встречному, возжелавшему заглянуть в гостиничный бар.
– I’m really sorry [9] , – повторила она. Потом развернулась и, бросив уничижительный взгляд на Петра, гордо прошествовала к барной стойке. Походка у нее, кстати, оказалась замечательная, в том плане, что так соблазнительно раскачивать бедрами сумела бы далеко не каждая. Тут ведь, сами понимаете, важна не только внешняя красота, тут ведь еще и чувствовать надо. Как подать себя, как правильно впечатление произвести, как… «М-да. С такой походкой ей бы на подиум выходить, а не в баре работать».
Как выяснилось, подобная мысль посетила не только меня. Петруха, оказывается, это тоже отметил.
– Эх! Хороша девка! – пробормотал он, когда красавица уже скрылась за стойкой. – Блин, рождаются же такие.
– Хороша Маша, да не наша, – охолонил я его, мысленно усмехаясь.
– Еще не вечер, – многозначительно подмигнул мне Пётр. – Посмотрим. Авось и сладится.