Но не об этом. Я должна была встретить Андрея с самолета после выездного матча и поехала к маме в Автово – оттуда было ближе до аэропорта. У меня выезд на проспект Стачек, горит зеленый, я поворачиваю и вижу машину, летящую на меня по встречке. Проспект Стачек – это дорога, которую любят всякие важные люди, чтобы быстро добраться до аэропорта. И вот какая-то большая шишка ехала по встречке, объезжая пробку и врезалась в меня. От удара мой автомобиль закрутило, и последнее, что я помню, как моя машина летит в «Оку» и мысль: «Сколько человек там внутри, сколько будет трупов?»
Пришла в себя с той же мыслью. В забитой людьми «Оке» оказались все живы, благодарение Богу, да и я сама цела, но в шоке. При этом со мной что-то пытается выяснить водитель той блатной машины – хозяин даже не вышел. Следом приехала милиция, начала давить, что я виновата…
На тот момент «Зенит» не проигрывал 23 или 24 матча подряд. Конечно, все это время мы соблюдали нашу традицию, и я не звонила и не писала Андрею перед игрой. Но тут у меня сдали нервы. Я набрала номер.
– Я попала в аварию.
– Как, что случилось, ты цела?
– Да, но тут странные люди, говорят, что я попала на какую-то большую шишку.
Пауза.
– Ты что, на проспекте Стачек?
– Да, как ты понял?
– Даша позвонила. Ты знаешь, с кем ты столкнулась? Это был ее отец.
В этот момент я повернула голову и увидела, как из остановившегося такси выбежала Даша и решительно направилась в мою сторону. Видимо, разбираться.
Вся команда потом смеялась, что только я со своим везением могла в Питере попасть в аварию с человеком из Москвы, да еще и отцом бывшей девушки своего парня. Мы потом очень долго с ним разбирались: несмотря на то, что я ничего не нарушила, меня упорно хотели сделать виноватой. Только с помощью личных связей справедливость восторжествовала.
А «Зенит» тот матч проиграл, так что все последующие годы я не нарушала традицию – не звонила, что бы ни случилось. До 2008. Впрочем, и тогда я традиции сама не нарушила.
Это был сумасшедший год. Отборочные матчи сборной. В свою очередь «Зенит» шел к победе в кубке УЕФА – сегодня это Лига Европы. Только представьте себе, в каком ажиотаже, в каких ожиданиях мы жили. Наша сборная вышла на Евро. Наша команда в кубке УЕФА. Наша семья скоро пополнится еще одним человеком.
Зная, через что мне пришлось пройти с Артемом, Андрей очень переживал за ребенка и меня. Шел 2008 год, он уехал на очередные сборы, а у меня на последних месяцах беременности начались трудности. В тот день мы ехали с Капустой и маленьким Артемом за город, я была за рулем, и по пути домой, у меня открылось кровотечение. Помню, как я ехала, судорожно набирала телефон доктора и молилась.
Мне никогда не было так страшно. Естественно, из больницы меня не выпустили. Вышла я уже с Яной на руках. Каждый раз, когда у Любови Ивановны был план меня выписать, когда я начинала идти на поправку, снова шла кровь.
Пока не было Андрея, от меня не отходила Капуста, даже оставалась ночевать. Посторонним в палате не разрешалось быть в этом время – только в часы посещения, так что Капуста прятала раскладушку за шкаф, чтобы ее не нашли утром во время обхода. Она привозила еду, кормила меня с ложечки, выносила судно. Когда приехал со сборов Андрей, то сразу примчался ко мне в больницу. Мне нельзя было ни ходить, ни вставать – только переворачиваться несколько раз в день. Материнство – материнством, но отношения между мужчиной и женщиной никто не отменял. И какие-то неприглядные стороны жизни не очень хотелось показывать…
В какой-то момент Андрей так просто сказал: «А тебе судно не дать?» И все, пропал барьер. Он буквально вынашивал Янку вместе со мной. Помогал во всем, подавал мне нужные вещи, убирал за мной, переносил. Однажды ему разрешили привести Артема – дети в дородовое отделение не допускаются, но у меня уже не было сил не видеть сына, я практически умоляла разрешить ему прийти. Пока я лежала под капельницей, а Андрей вышел из палаты минут на десять, Артем украсил стены палаты росписью моей помадой. Там был свежий ремонт, а на нем красные каракули. Я думала, персонал меня убьет. Впрочем, Артем и тут их чуть было не опередил – игрался с моей капельницей, открыл клапан, и лекарства стало поступать куда больше, чем мне надо. Чувствую, как-то мне не очень хорошо, а он радуется: «Капельки, капельки!»
В больнице я лежала, не зная, что мне ожидать от завтрашнего дня. Врачи каждый день совещались – резать меня или нет, пора или нет, выдержу я и наш ребенок еще неделю или две, или пора делать кесарево. Каждый вечер Любовь Ивановна входила ко мне в палату и говорила: «Поздравляю, у тебя сегодня 28 недель и 4 дня». Потом пять дней, шесть, семь и так далее. Когда открывалось кровотечение, она оставалась со мной ночевать, прямо в кресле напротив. Ночью я открывала глаза, и сразу видела ее. Даже когда у Любови Ивановны умер муж, она осталась со мной. Зашла в палату и сказала: «Тебе надо продержаться всего полдня, пока я буду на кладбище. Я тебя очень прошу, Юля, сделай это. Ты не имеешь права родить без меня!»
Больница стала всем моим миром. Я отличала каждую из сестер по звуку шагов. Помню, на 8 марта они решили меня поздравить. Зашли радостные в палату и говорят: «Мы придумали, как тебя помыть». К тому моменту я уже месяц была прикована к постели, и минимальные гигиенические процедуры, конечно, мне делали, но вот целиком я ни разу не мылась и мечтала о душе. Девочки знали это и решили так меня побаловать. Правда, вместо душа, меня обтирали спиртом, и я их постоянно спрашивала: «А через кожу не впитается, а я не запьянею?»
Жизнь за пределами больничной комнаты меж тем продолжалась. Андрей с командой был все ближе к финалу в Кубке УЕФА, и каждый следующий матч был важнее предыдущего. И вот накануне важной игры «Зенита» с «Байером» ко мне пришел доктор: «Юль, все, больше ждать нельзя. Рожаем». Андрей, узнав об этом, сказал, что никуда не полетит и останется со мной, в очередной раз подтвердив, что мы для него куда важнее футбола. Каждый раз его такое поведение для меня было открытием, потому что я знала, как мой муж любит играть, но в действительно значимые моменты нашей жизни он раз за разом выбирал нас, а не футбол. Мне кое-как удалось его уговорить, понимая, насколько важен тот матч.
Честно говоря, дело было еще и в том, что я не хотела рожать, потому что был слишком ранний срок, и я опасалась за жизнь и здоровье ребенка, так что решила еще потянуть чуть-чуть время. Андрей же был для меня авторитетом и точно мог меня уговорить на операцию, так что я, можно сказать, его сплавила, думая, что со своей мамой и врачами я легко справлюсь.
7 утра. День операции, и я уперлась. Не поворачивая головы от стены, я выгоняла врачей из палаты. Мама даже не зашла, зная мой характер. Любовь Ивановна бросила на амбразуру нашего анестезиолога – единственного мужчину, человека, которого я бы послушалась. Он сел и начал спокойно объяснять, что будет, если я не соглашусь на операцию.
– Рано еще, я могу лежать, – говорила я ему.