Но вот и ложбина закончилась. Михаил лег на стылую землю. Меховой комбинезон и собачьи унты грели хорошо, не пропускали холод. Мерзли только кисти рук, и Михаилу приходилось отогревать их дыханием.
Из-за деревьев вышла женщина с вязанкой хвороста за спиной.
Пилот понаблюдал за ней немного и бегом кинулся к лесу. Всего и бежать-то – сто метров, но Михаил бежал в комбинезоне, унтах и потому запыхался.
– Бабуля, не подскажешь – что за деревня поблизости?
От неожиданности женщина вскрикнула, выронила вязанку и обернулась. Она оказалась вовсе не бабулей, просто одета была как-то по-старушечьи, да лицо чем-то вымазано – как будто сажей.
– Фу ты, напугал! Ты чего на людей в лесу кидаешься, как леший!
– Заблудился я немного.
– Летчик, небось! Вона на голове шлем с очками.
Михаил непроизвольно дотронулся до очков-консервов на голове. Надо снять. Забыл он про них, а не дай бог солнышко попадет на стекло, блик даст. Михаил снял очки и забросил их в чащу.
Женщина продолжила:
– Деревенька тут рядом, Лиски называется. Только ты туда не ходи – немцы там.
– Много?
– С десяток будет.
– А фронт, передовая где?
– Да где ж ей быть? Там должно! – Женщина махнула рукой на восток. – Каждую ночь, а когда и день цельный громыхает. Прут, окаянные. Не слыхал, что товарищ Сталин говорит?
– Слыхал. Положение тяжкое, но враг будет разбит и победа будет за нами.
– Москву они не взяли?
– Нет. И не возьмут, – убежденно сказал Михаил. – Из Сибири да с Дальнего Востока части свежие идут. Москву мы ни в коем разе не сдадим, этой же зимой и погоним немцев назад.
– Больно много машин да танков у них, и самолеты ихние с крестами все время летают, а наших и не видно.
– Как не видно? А я кто? Сбили меня – это правда, но летаем же! И танки у нас есть.
Михаилу стало обидно за Красную армию. В самом-то деле! Газет и радио нет, самолетов наших не видно – откуда население оккупированных районов узнает, что Москва не сдана и страна жива, силы для отпора набирается.
– Спасибо, гражданочка. Дальше я пойду.
– Ой, поостерегся бы. Отец мой хотел к родне сходить, вернулся три дня назад. Говорит – войск немецких везде полно, не пройти. Спрятаться бы тебе где, переждать.
– Ага, до победы, – съерничал Михаил.
– Зачем до победы, – спокойно ответила селянка. – Уйдут немцы дальше – сам вперед пойдешь.
– Выжидай – не выжидай, все равно через передовую переходить надо.
– Кушать хочешь?
– Не отказался бы.
Напрямую попросить еды Михаил стеснялся.
Женщина достала из-за пазухи телогрейки маленький узелок, развернула на ладони чистую тряпицу и протянула Михаилу кусок хлеба и две вареные картошки с солью. Сгодится.
Михаил быстро съел угощение, поблагодарил.
– Немцы в деревне давно?
– Четыре дня.
– Не безобразничают?
– Курей всех постреляли да сварили. Целыми днями только жрут и пьют, весь погреб опустошили, ироды. Как зимовать-то будем? А так – спокойно. Портреты товарища Сталина со стен в избах посрывали – это да. Но никого не стрельнули, Бог миловал.
– Чего они у вас в деревне делают?
– А кто его знает? Машина у них крытая, здоровенная, как изба. Палка над ней высокая с проволочками. И из машины той то музыка ихняя, немецкая играет, то голоса разные слышатся.
«Рация, – понял Михаил. – Эх, кинуть бы в машину гранату, да где взять ее? А с одним пистолетом против десятка солдат – верное самоубийство». Надо трезво оценивать свои возможности. Стрелять он умеет, но не спецназовец и против десятка солдат не выдюжит. «Но запомнить про рацию надо, выйду к своим – доложу».
– Ну – бывай, тетка, за угощение спасибо.
– Я не тетка, меня Глафирой звать.
– Прости, не хотел тебя обидеть. Лохмотья на тебе, лицо чумазое, возраст не угадаешь.
– Это я специально, чтобы немцы не приставали. Мне ведь тридцать всего.
Михаил мысленно чертыхнулся – вот ведь ошибся!
– Так я пошел.
Он немного потоптался и двинулся по опушке, чтобы в случае опасности нырнуть в чащу. Обернулся. Глафира махала ему рукой, потом нагнулась, взвалила на себя вязанку хвороста и сучьев.
«Вот кому несладко под немцем придется, – подумал Михаил. – Быстро войска наши под немецким нажимом ушли, население на оккупированной территории осталось, а потом власть им это же в вину и поставит, даже графу в анкете заведут – «был ли в оккупации». А кто виновен в этом?
Лес внезапно закончился. Михаил остановился. И вовремя. Сзади послышался приближающийся рев моторов. Понятное дело, наших здесь быть не могло.
Михаил упал на землю, отполз за толстое дерево и вытащил пистолет.
По лесной дороге шла колонна. Сначала мотоциклисты – довольно много, потом – два крытых брезентом грузовика, замыкал колонну слегка приотставший полугусеничный вездеход.
Михаил раньше таких не видел. Бронированный корпус, напоминающий гроб, спереди – автомобильные колеса, а под корпусом – узкие гусеницы. Крыши нет, торчит турель с пулеметом, и за ним – солдат в каске и шинели.
Бронетранспортер дополз до дерева, за которым лежал Михаил, и остановился. Распахнулась бронированная дверца, выбрался водитель, за ним – пулеметчик. Оба весело переговаривались. Расстегнув шинели, они начали облегчаться. Мягко урчал не выключенный водителем мотор.
Решение напрашивалось само. Единственное, чего опасался Михаил, – не сидит ли в бронетранспортере еще кто-нибудь? Если нет – надо стрелять в этих двоих и рывком к открытой бронедверце. А там – как повезет.
Михаил вскинул пистолет. Бах! Доворот ствола – еще выстрел! Двое гитлеровцев, не издав ни звука, падают как подкошенные.
Двумя прыжками – к машине. Заглянул в дверной проем – никого. А колонна уходила дальше. Видимо, звук работающих двигателей заглушил отдаленные пистолетные выстрелы.
Михаил неловко забрался на сиденье и уже взялся за ручку, чтобы прикрыть дверцу, да передумал. Он выбрался, оттащил тела в лес, предварительно сняв с пулеметчика железную каску, которую он надел себе на голову – прямо на летный шлем. Зачем? Он даже сам себе объяснить не мог. И только потом вернулся на сиденье водителя и закрыл дверь.
Управление на бронетранспортере такое же, как и на грузовике, – руль, рычаг коробки передач, сцепление, тормоза. По привычке посмотрел на приборы. О, топлива – половина бака! «Поеду, – решил Михаил, – все лучше, чем пешком. К тому же броня и пулемет».
На набалдашнике рычага посмотрел схему включения передач, выжал сцепление, включил первую передачу и поехал.