Михаил заложил вираж влево, подправил курс по компасу. Еще через полчаса внизу, как и было сказано командиром, тускло засветились огни – пятиточечный конверт.
Михаил убрал газ, спланировал, прошелся над площадкой. Похоже – длины хватает. Он развернулся и с ходу притер самолет возле одного из костров.
Из темноты вынырнули партизаны – обыкновенного вида мужики, без всяких красных ленточек на шапках и фуражках – как их иногда показывали в кино.
Едва Михаил и Василий выбрались из кабин, их бросились обнимать и расспрашивать о положении на фронтах.
– Газетки свеженькой, случайно, не привезли, хлопцы?
– Нет. Промашку дали, извините. В следующий раз обязательно привезем. А сейчас по-быстрому разгружайте машину. Нам вылетать надо, через полчаса сюда другой самолет сядет.
Партизаны быстро разгрузили оба контейнера, а на освободившееся место погрузили двух раненых, подвезенных на подводе.
Михаил, не мешкая, взлетел – надо было успеть освободить поляну. Никакого освещения, кроме костров, нет, и столкнуться – пара пустяков. Да и летняя ночь коротка, а успеть на свой аэродром нужно до рассвета.
Они долетели до своего аэродрома, а сев, подрулили ближе к санчасти. Там раненых уже ждали – на носилках перенесли в избу к медикам. Рядом стоял санитарный фургон. Вероятно, по прибытии следующим самолетом еще одной партии раненых их отправят в госпиталь.
Механики оттащили самолет Михаила на стоянку и загнали его под деревья.
Михаил взобрался на центроплан, открыл крышку бензобака и сунул туда веточку. Вытащив, увидел, что бензина в баке осталось едва-едва – смочен оказался самый кончик ее. Сегодня еще ночь безветренная, а что будет, если ветер поднимется?
В подтверждение его тревоги на посадку зашел очередной «У-2». Мотор его работал неровно, с перебоями, а на планировании просто заглох – закончился бензин. Михаил мысленно похвалил себя за предусмотрительность – за то, что распорядился после прогрева двигателя долить в бензобак самолета еще немного бензина.
Летчики и механики с тревогой ждали остальные самолеты.
Возвратились все, но бензина в баках не было, и кто-то планировал с уже заглохшим мотором, у других он глох на пробеге уже после посадки. Кроме Михаила только один самолет сел нормально, сам вырулив на стоянку.
Ближе к вечеру Михаил направился на стоянку женской эскадрильи – искать Веру. Механики, техники и пилоты смотрели на него с некоторым удивлением, но никакой враждебности, презрения или даже просто недовольства к появлению штрафника на их стоянке не выказывали. Наоборот – кокетливо постреливали глазками.
У Михаила глаза разбежались – сколько симпатичных женщин и девушек здесь было.
– Товарищ Борисов, вы не меня ли ищете? – улыбнулась одна из девушек.
– Откуда вы фамилию мою знаете? – удивился Михаил.
– Как же нам вас не знать после того, как вы двум нашим летчицам жизнь спасли и из вражеского тыла их вывезли?
Что и говорить, внутренне Михаил был польщен.
– Нет, девушки, не вас – мне бы Лебедеву Веру увидеть.
– Тогда вам туда. – Девушка показала рукой вправо.
Следуя ее направлению, Михаил вышел в лесу на землянки. Кто в них обитал – было ясно с одного взгляда на веревки для сушки белья. На веревках, натянутых между деревьями, сушилось белье – трусы, чулки, бюстгальтеры.
Михаил остановился. Ему вдруг стало что-то очень неудобно – вроде как в чужую интимную жизнь вторгается.
– Ну что ж вы остановились? Смелее! – раздался женский голос.
Михаил обернулся. Сзади его догоняла красивая чернявая девушка.
– Вам же Лебедева нужна?
Михаил кивнул. Вот ведь женское племя: стоит только на их территории появиться, и уже вся эскадрилья знает – кто и к кому пришел.
Девушка проводила его до землянки и постучала в закрытую дверь.
– Девушки, к вам гость – мужчина. Можно?
Дверь открылась, и на пороге появилась Вера. Увидев Михаила, она смутилась.
– Проходите.
– Здравствуй, Вера. И вроде мы уже на «ты» перешли…
Михаил прошел в землянку, сел на грубо сколоченный табурет. Все-таки сразу видно, что здесь женщины обитают: зеркальце на столе, расческа, да и пахнет в землянке не так, как у мужчин.
– Что же вы меня забыли, Сергей? Два дня не появлялись!
– Полеты! К партизанам вчера летали – еле назад дотянули! Уж больно далеко – две сотни километров в одну сторону.
– Далеко, на пределе, – по-профессиональному оценила Вера.
– Железная дорога помогла. Рельсы блестели, вот по ним, как по нити Ариадны, и добрались до лагеря.
– Вы и про нить Ариадны знаете? – удивилась Вера.
– Вы что думаете, что я всю жизнь штрафником был и книг не читал? – слегка обиделся Михаил.
– Мало кто знает сейчас мифы и легенды Древней Греции, – с сожалением заметила Вера.
– Ну да, больше пролетарского писателя Пешкова читают.
– Что-то я не припомню такого…
– Вот так, а еще учитель. Это же псевдоним Горького, который Максим.
– Ой, мамочки, все война из памяти вышибла! Точно!
Дальше разговор перешел на поэтов. Вера все больше о Пушкине и Лермонтове говорила, а Михаил – о Есенине и Цветаевой. Даже некоторые стихи вспомнил – не все еще забыл.
Когда он замолк, Вера некоторое время сидела задумчиво – о Есенине она слышала, но не читала, а о Цветаевой вообще слышала в первый раз.
– Марину Цветаеву советская власть не любит, – прервал молчание Михаил.
– Тогда чего ее читать? Наверняка буржуазные слюни.
– Понятно, – протянул Михаил, – я Солженицына не читал, но осуждаю.
– Это ты о ком? – не поняла Вера.
– Пустое, – спохватился он, – не бери в голову.
– Эх, сейчас бы на море, – мечтательно сказала Вера, – на песочке бы поваляться, мороженого поесть.
– Ты была на море? – удивился Михаил.
– С мужем ездили. Ему путевку дали – как раз перед войной. Здорово! Впечатлений – на всю жизнь.
– Да, на море бы сейчас – просто сказка! Пиво холодное, местные чурчхелу носят, хачапури…
Дверь в землянку неожиданно отворилась. На пороге стояла капитан. Негодующим взглядом она окинула беседующих.
– Лебедева! Кто позволил пропустить посторонних в расположение части?
Вера вскочила с нар.
– Какой же он посторонний, товарищ комэск? Он такой же летчик.
– Мне лучше знать. Он штрафник, и делать ему здесь нечего. А вы, гражданин красноармеец, немедля покиньте расположение части. По-моему, вам на полеты пора.