Но все это Михаил успел увидеть мельком, поскольку навстречу шли плотным строем другие бомбардировщики. И до Волги-то им было лететь не очень далеко, а там – переправа наших войск, передовая. Михаил понимал – во что бы то ни стало надо сбить, расстроить этот порядок, – хотя бы вынудить их беспорядочно сбросить свой смертельный груз и повернуть назад. Только как теперь не хватало ведомого для прикрытия его «Ла-5»!
Он взял в прицел следующую цель, стараясь прятаться за хвостовым оперением «Юнкерса». Расчет был прост – не будет же стрелок разрушать пулеметным огнем хвост собственного самолета!
Михаил дал одну очередь, потом – другую… Попал – от хвоста полетели клочья. Немного довернув нос самолета, он очередью из пушки ударил по мотору. Да видно, неосторожно высунулся из-за хвоста, а стрелок только того и ждал. От бомбера к истребителю в его сторону понеслась дымная трасса.
Михаил почувствовал, как пули ударили в левое крыло. Но истребитель пока хорошо слушался рулей и не дымил.
– Ах ты, гад! – выругался Михаил. Он дал вперед левую педаль, сместив нос истребителя вправо, и огнем из пушки и пулеметов ударил по пулеметной точке. На фюзеляже «Юнкерса» появились разрывы. Вражеский пулеметчик замолчал. Но и бомбардировщик задымил, открыл бомболюки и высыпал все бомбы в голую степь.
Со снижением и разворотом летчик подбитой машины попытался уйти на запад – к своему аэродрому.
– Вот живучий! – разозлился Михаил. – Двигатель дымит, от хвоста – жалкие остатки, корпус разбит настолько, что можно сказать – ребра шпангоутов торчат, а не падает! Добивать? Так на него весь оставшийся боезапас уйдет. А добивать надо!
Михаил подобрался поближе и дал очередь по работающему на форсаже правому мотору. Не выдержало немецкое изделие русского железа! Вспыхнул мотор, от него оторвался винт. Все, падает бомбардировщик!
Михаил перевел взгляд вниз – к земле несся еще один пылающий «Юнкерс». Это вторая наша пара постаралась.
И немцы не выдержали атаки наших истребителей. Из девяти самолетов три было уже сбито, остальные, пытаясь облегчить бомбардировщики, в беспорядке высыпали бомбы в степь и стали разворачиваться.
Михаил на развороте подловил «Юнкерс» снизу, рванул ручку на себя и всадил ему в брюхо очередь смертоносного железа. Добавил бы еще, но и пушка и пулемет уже молчали.
Ситуация резко изменилась. Теперь из охотника он превратился в дичь для немецких истребителей, благо что они пока были связаны боем со звеном наших. Помочь бы им, да стрелять нечем. Сейчас надо быстрее возвращаться на свой аэродром: ведомого сбили, хвост его самолета защищать некому, и самому нечем отбиться.
Михаил снизился до двух тысяч метров: здесь было меньше шансов встретиться с «худыми» – они любили летать на трех – четырех с половиной тысячи метров. Да и аэродром был уже недалеко, километров двадцать оставалось, для истребителя – минуты полета, как появился «мессер». Скорее всего, свободный охотник – были у них такие асы. Вылетали они парой или в одиночку, выискивали цели и атаковали их, как правило, исподтишка. Вот и этот начал атаку с хвоста – с пикирования.
Однако Михаил был уже тертым калачом, смотрел не столько вперед, сколько в зеркало заднего вида и по сторонам. Вовремя узрев надвигающуюся опасность, он следил за приближающимся врагом.
Вот «мессер» на несколько секунд зафиксировал свое положение. «Это он меня в прицел берет», – мгновенно сообразил Михаил. И когда немец был уже готов нажать на гашетки, слегка дал вперед правую педаль и качнул ручкой управления влево. «Ла-5» сместился влево, скользнув на крыло. Пушечная очередь прошла совсем рядом, но не зацепила.
Немец попался опытный и счел происшедшее за случайность.
Михаил не отрывал взгляда от зеркала.
«Мессер» приблизился, чтобы стрелять наверняка. Но только он завис неподвижно на несколько мгновений, как Михаил снова повторил свой маневр. И опять очередь прошла мимо.
Только тут до немца дошло, что советскому истребителю нечем обороняться – ведь только слепой не увидит пролетевших мимо трасс.
Дав газу, немец решил зайти сверху и ушел в набор высоты. Это был шанс, и Михаил решил им воспользоваться.
Он двинул сектор газа, мотор взревел, и истребитель рванулся вперед, как пришпоренный жеребец. Михаил потянул ручку управления на себя, и «Ла-5» полез вверх – наперерез немцу. От перегрузки потемнело в глазах, но немец был все ближе и ближе. Израсходовав в воздушном бою весь боезапас, Михаил шел на таран – ведь такой трюк он уже однажды испробовал. Надо было поставить этого гада на место.
За секунду до столкновения немец понял, какое решение принял русский летчик, и дал рулей вправо, пытаясь уйти. Но «Ла-5» – не «МиГГ» и не «ЛаГГ-3».
Михаил врезался в крыло «Мессершмитта», хотя рассчитывал ударить его в хвост. Удар, треск! Осознавая, что двигатель самолета продолжает работать, Михаил тем не менее вдруг четко увидел остановившийся винт своего истребителя и странно медленно разлетающиеся – нет, скорее расплывающиеся в разные стороны – обломки своего и чужого самолета. Возникло стойкое ощущение, что время резко замедлило свой ход. «Ошибся, – как-то спокойно и отстраненно подумал Михаил, – надо было рубить винтом по хвосту. Недотянул ручку…» В следующую секунду он потерял сознание.
…Очнувшись, Михаил увидел синеющее над головой небо. Первой мыслью было: «Слава богу, жив! Но как же мне удалось после такого удара покинуть самолет? – недоумевал пилот. – Или я с парашютом выбросился? Ни черта не помню, какой-то провал в памяти».
Рядом раздались голоса.
Михаил повернул голову – из подъехавшей машины «Скорой помощи» медики в белых халатах выкатывали носилки. Рядом стояла милицейская машина «УАЗ» «буханка» и трактор. «Трактор-то зачем?» – удивился про себя Михаил.
Он немного повернул голову и уткнулся взглядом в перевернутую «аннушку», с которой и начались его приключения. Какая-то нестыковка выходит… Он только что таранил немецкий «Мессершмитт», а авария с «Ан-2» произошла уже два года назад.
Медики подошли к нему, ощупали, измерили давление. Михаил воспринимал происходящее отстраненно, как будто со стороны.
– Шок после аварии, – уверенно произнес врач.
Михаила аккуратно переложили на носилки и погрузили в машину «Скорой помощи». Он чувствовал, как трясет «Скорую» на колдобинах, слышал разговор врачей, но все как будто сквозь вату. «Где я? На том свете? Тогда почему чувствую все – даже укол? Ведь мертвые ничего чувствовать не должны», – размышлял он и не находил ответа.
В приемном покое больницы седой травматолог раздел его, осмотрел.
– Свежих травм не нахожу, а следов от старых полно: шрамы на ноге, на руке, на теле. Может, он воевал раньше, скажем – в Чечне? Пусть его проконсультирует невролог, похоже – у парня черепно-мозговая травма или сотрясение головного мозга.
Через десять дней после лечения Михаил выписался из больницы.