– Ничего у вас не получается, – выпалила я. – Ни-чего-шеньки. Вы забываете, что в тот день в офисе не работал туалет, и поэтому была открыта дверь, ведущая в соседний с нами магазин. Так что кто угодно мог попасть в кабинет шефа, убить его и спокойно удалиться.
Следователь сокрушенно покачал головой, демонстрируя совершенно неискреннее сожаление. Мол, я бы, конечно, поверил вам, но не могу.
– Видимо, именно таким и был ваш план. Да, Софья Семеновна? Наверное, и санузел вы вывели из строя намеренно. Вот только видите ли, какая незадача. Директор «Витража» – того самого магазина, что расположен рядом с вами, – оказался на редкость вредным типом. Вашему шефу еле удалось уговорить его расчистить проход, да и то буквально на несколько часов. Этого вы, наверное, не знали?
Я задумалась – действительно последний раз я посещала дамскую комнату часа за два до окончания рабочего дня, а после, разумеется, не проверяла, открыт проход или нет. Кто ж знал, что эта информация может мне понадобиться?
– Вот такие пирожки с котятами, – развел руками Семенов, – ты их ешь, а они мяукают.
– Но постойте, – мысли в голове путались, решительно не желая складываться в стройный ряд. – Наверное, есть какое-то разумное объяснение произошедшему. Может быть, преступник проник через окно, – с тоской взглянув на зарешеченные рамы, произнесла я упавшим голосом. – Или, ну не знаю, через вентиляцию.
– Ага, или канализацию, – следователь явно развеселился. – Нет другого объяснения, Софья Семеновна. Просто нет. Так что лучше покайтесь. Чистосердечное признание, как говорится, смягчает наказание. И все такое. Я ведь о вашем благе пекусь. Мне-то что? Улик против вас и так достаточно: мотив налицо, возможность имеется. Дело-то, считай, закрыто. Осталось только взять одежду на экспертизу, снять отпечатки пальцев, сравнить их с теми, что на ножницах. Уверен, заключения экспертов лишь укрепят позицию следствия. Кстати, об одежде. Вы ее добровольно выдадите? Тогда оформим как выемку. Можно, конечно, и ордер на обыск вашей квартиры получить. В подобных обстоятельствах это труда не составит.
Меня затрясло мелкой дрожью. Обыск, выемка, экспертизы – давно забытые слова из институтской жизни. Специализируясь на гражданском праве, уголовному я уделяла совсем мало внимания. Выходило, что зря – те знания теперь бы мне сильно пригодились.
– Конечно, я выдам одежду добровольно. Вот только как это сделать, учитывая, что я сегодня в той же, что и вчера? Не идти же мне домой голой.
Следователь, неожиданно превратившийся в моего преследователя, выглядел озадаченным.
– Вы хотите сказать, что сегодня пришли в том же наряде, что и вчера?
Интересно, что его так удивляет? Неужели в своей практике он имел дело исключительно с гламурными барышнями, меняющими одеяния каждые пару часов? Надо же, какой ревнитель моды.
Правда, эти свои размышления я решила держать при себе, ограничившись коротким кивком, означающим согласие.
– Хм. Как-то нелогично с вашей стороны.
Разыгрываемый в этом театре абсурда спектакль удивлял меня все больше. О чем толкует этот человек? По всей вероятности, Казимир Модестович оказался отличным физиогномистом, что, в общем-то, неудивительно, учитывая специфику его деятельности. Во всяком случае, ответ на мой невысказанный вопрос не заставил себя ждать:
– Просто обычно преступники стараются избавиться от одежды, в которой они совершили убийство. Хотя вы, возможно, полагали, что совершили абсолютное «чистое» преступление. На самом деле это невозможно. При таких повреждениях вас неминуемо обрызгало бы кровью. Пусть даже микроскопическими каплями. И можете не сомневаться – наши эксперты непременно их найдут.
Меня вновь прошибло холодным потом.
– Но ведь кровь могла попасть на мою одежду случайно, когда я подходила к… – в этом месте я запнулась, – к трупу. Мне пришлось это сделать, чтобы увести Андрюшу.
Довольная усмешка осветила лицо моего собеседника:
– Хорошая попытка, но, увы, не пройдет. К тому моменту, как Спиридонов обнаружил вашего убиенного шефа, кровь того уже свернулась, так что испачкаться вы в ней могли разве что намеренно. Да и характер следов в этом случае будет совсем иным. Так что извините, Софья Семеновна, версия не засчитывается.
– Постойте, но тогда мне и вовсе нечего опасаться! Креольского я не убивала, и, следовательно, никаких брызг его крови на моей одежде вы не обнаружите. Что касается отпечатков пальцев на ножницах, то я не исключаю, что они там будут обнаружены, учитывая, что это офисный инструмент, которым я, как непосредственный помощник шефа, нередко пользовалась.
Семенов молчал. Видимо, это был какой-то ход, чтобы заставить волноваться меня еще больше. Но попытка не прошла – я и так находилась на грани обморока. Понимая, что «любое слово может быть использовано против меня», я тоже решила заткнуться. По крайней мере, пока не соберусь с мыслями. Так мы и сидели с Семеновым, уставившись друг на друга, ожидая, кто заговорит первым. О чем думал дознаватель, мне неведомо.
Может, решал, как бы ловчее упрятать меня за решетку, а может, мечтал о вкусном борще, ожидающем его дома, и от которого он, благодаря моему упрямству, оказывался все дальше.
К несчастью для него, мое человеколюбие имело свои границы, поэтому при всем уважении к Семенову, взять на себя вину за преступление, которое не совершала, я не могла. Если уж на то пошло, я скорее дала бы следователю умереть с голоду, нежели пойти в тюрьму за убийство Креольского.
Тем не менее сдалась я первой:
– И что теперь? – Вопрос, как мне казалось, носил нейтральный характер, и вряд ли стоило опасаться, что я сильно наврежу себе, его задавая.
Семенов равнодушно пожал плечами:
– Время покажет. Сейчас мы пошлем вашего возлюбленного за одеждой, осуществим выемку той, что на вас, затем отправимся в суд для избрания меры пресечения. Что там решит судья, я не знаю, но, по крайней мере, эту ночь вы точно проведете в СИЗО.
Слова Семенова набатом звучали у меня в ушах, болью отдаваясь в сердце. Ничего себе поворот событий! Как ни крути, а такого я никак не ожидала. В очередной раз судьба повернулась ко мне тыльной стороной, назначив козлом отпущения. Или все же козой? Интересно, как правильно? Хотя, учитывая обстоятельства, не думаю, что есть существенная разница.
Встречается такая любовь, что лучше ее сразу заменить расстрелом…
Ф. Раневская
Дальнейшее происходило как во сне. Меня действительно раздели в присутствии женщины-полицейского, произвели выемку одежды, отвезли в суд. Я уже готовилась провести ночь в тюрьме, как и предсказывал следователь, мысленно примеряя на себя сине-полосатую робу, как вдруг все изменилось. Во время слушания в кабинет судьи вошел человек в форме и подал служителю Фемиды какие-то бумаги. Внимательно их изучив, не выражая никаких эмоций, судья постановил меня отпустить, взяв при этом подписку о невыезде.