– В обоз обращался?
– Так точно, ваша светлость, только у многих пожгли тогда под Хотином – обозы зацепили.
Молчаливый кивок, отпускающий подпоручика, и короткий приказ офицеру свиты:
– Запиши, – затем пояснения Павлу, – давно уже дело было, так что или квартирмейстеры «мышей не ловят», либо подпоручик бестолков аль вял.
– Наставник, – обращается к нему цесаревич, – а обязательно делать это самому? Такие вот обходы? Ты же сам учил, что негоже лезть в мелочи.
– В мелочи лезть нельзя, но контролировать нужно. Я ж не весь лагерь обхожу с инспекцией, а выборочно. Ну а когда подчинённые знают, что простая прогулка обернётся ещё и проверкой, то поверь – стимул для нерадивых появляется серьёзный.
– А как найти «золотую середину», чтобы контролировать ситуацию, но не влезать в «текучку» с головой?
– Даже не знаю, что ответить, – честно признался Наставник, – люди всё-таки разные, так что какого-то оптимального решения просто не существует. Для тебя же… Не хочу перехвалить, но если так и дальше будешь учиться, то как минимум не хуже меня сможешь, а скорее лучше – если не зазнаешься да людей около себя будешь держать дельных.
Лагерь растянулся на достаточно приличное расстояние – всё-таки почти двадцать тысяч человек, да лошадей великое множество. Плюс – постоянные изменения по различным причинам, поэтому приходилось «держать руку на пульсе». И снова – он мог бы тратить на это значительно меньше времени, но… Много внимания приходилось уделять учёбе Павла, так что… Со своими обязанностями Рюген справлялся, но о свободном времени пришлось забыть.
А что делать? Альтернатива – забросить или как минимум снизить качество образования Наследника, что чревато впоследствии для страны, или снизить уровень снабжения армии, что тоже чревато, но уже смертями солдат…
Полки Померанского стояли отдельно – разница бросалась в глаза.
– Они что у тебя, грамоте учатся? – неверяще спросил цесаревич.
– Ну так время свободное есть, – попаданец даже не понял сути вопроса. В русской армии солдат обучали грамоте – новшество по тем временам необыкновенное. Но не во время же боевых действий! Объяснять же, что таким вот нехитрым образом снимается стресс… Проще говоря – солдаты понимают, что принцу они нужны не как пушечное мясо, и нервы их подобной учёбой очень сильно успокаиваются, да и доверие к Вольгасту стало едва ли не абсолютным… Однако даже Павлу трудно было понять это, а уж остальным и подавно.
– Мог бы послать на работы по укреплению лагеря или в дозор, – дёрнул плечом Наследник.
– Они свою норму выполняют и перевыполняют, – невозмутимо отозвался Наставник.
– Ну так ружейными приёмами бы занимались да фехтованием!
– Занимаются, да ещё как, – уже с откровенным весельем ответил Померанский.
– Ну так откуда у них на это время! – с нескрываемым раздражением выпалил подросток.
– Ты до сих пор так и не понял? – с театральной печалью в голосе спросил Игорь.
Цесаревич моргнул – такая откровенная издёвочка от Наставника звучала нечасто, но всегда – исключительно по делу. Он начал оглядывать солдат Померанского… Обычные здоровые мужики, сытые и жизнерадостные. Мало, очень мало курящих и совсем нет пьяных. Многие играют в какие-то настольные игры…
– Шахматы?! – вырвалось у него.
– Провожу турниры, – невозмутимо ответил Игорь. Наследник снова начал смотреть, но теперь уже «от противного» – чего здесь не хватает.
А не хватало вида солдат, занимающихся амуницией. Павел знал, сколько трудов стоит начистить многочисленные пуговицы, бляшки и другие металлические части, да начистить мелом гамаши [42] , да… Стоп! У солдат Померанского самая некрасивая форма в Европе – простые сапоги русского образца, обычные штаны, причём не общепринятые обтягивающие, мундиры из прочного и добротного, но неяркого сукна, с многочисленными кожаными нашивками. Кожа была нашита на обшлагах рукавов, на локтях, на плечах и даже сзади! И никаких париков.
Некрасивая – по меркам восемнадцатого века, неяркая, чрезмерно практичная – форма Померанского служила предметом многочисленных шуток, хотя солдаты в один голос говорили о её удобстве, да и из-за отсутствия многочисленных металлических аксессуаров стоила она намного дешевле… А главное – здесь нечего было приводить в парадный вид! Нечего начищать…
– Они не тратят время на чистку и парики! – выпалил подросток.
– Дошло наконец, – с откровенным ехидством ухмыльнулся Наставник.
– Но все так делают!
– Я – не все, – резковато отрезал Грифич, – армия у меня маленькая и нужна не для парадов, а для войны.
– Но – «Когда у солдат появляется свободное время, они начинают думать – куда бы его потратить. И тратят на драки, пьянку и приставание к женщинам», – процитировал цесаревич Фридриха. Затем замолк, задумавшись…
– Но у нас-то всё нормально… Точно! Европейские армии формируются из сброда и сбродом являются, а русская – это ступень к новому сословию и солдатские дети [43] могут стать дворянами. То-то у тебя твои гвардейцы в Померанском полку даже на капральских должностях – натаскивают!
Рюген вздохнул – всё верно, но… Павел так и не понял, что, помимо подготовки ядра будущей армии, подход с отсутствием работы «лишь бы упахался» и отсутствием дорогостоящих и бесполезных «блестюшек» позволяет воинам тратить свободное время на что-то полезное, а не на наведение красоты. А сколько высвобождается этого времени…
Подталкивать цесаревича к решению сделать форму прежде всего удобной можно и даже нужно, но вот «тыкать носом» нельзя, тот должен «выстрадать» этот принцип, в противном случае толку не будет – понятие «все так делают» непременно перевесит. К сожалению, даже умный подросток воспринял форму воинов Рюгена прежде всего как учебную… И немножко – как проявление знаменитой экономности Наставника.
«Гулять» по тылам Грифич решил только со своими полками – благо, тренированы те были отменно и «ходоками» были ничуть не хуже суворовцев. Пруссаки, правда, славились отсутствием инициативы – система Фридриха известна тем, что превращала их в «механизмы», в отличие от русской, требовавшей даже от солдат умения думать и понимать ситуацию. Впрочем, не беда – не зря же он расставил своих гвардейцев на все посты вплоть до сержантского, а местами и капральского уровня.