Выезжали тихо, до условленного места было ещё почти пять вёрст, да и «загонщиками» будут работать калмыки и уланы, так что спешить некуда. Вскоре донеслись звуки выстрелов, и на грани слышимости донёсся звук горна.
– Построение, – скомандовал Померанский, и горнист протрубил.
«Варяги», рюгенцы и драгуны начали выстраиваться в боевой порядок, чтобы встретить крымчаков как полагается. Рассыпаться на просторах те не смогут – место подобрано специально. Реки, овраги, болотистая местность… Звучит просто, но вот заставить врага действовать так, как удобно тебе, – это и есть мастерство полководца.
Несколько минут спустя к боевым порядкам вылетели первые всадники. Судя по всему, это были представители татарской знати – кони были по-настоящему хороши, да и всадники были одеты богато. Заметив русские полки, они остановились ненадолго и приняли решение прорываться.
Не сквозь строй, конечно, а в стороне. Шансы у них были – гоняться за каждым по отдельности кавалеристы не имели возможности, а кони у крымской знати были отменные – арабы, ахалтекинцы и так далее. Но… Враги не приняли в расчёт, что «Варяги» недаром стали уланами-карабинерами и нарезное оружие – это серьёзно.
– Бах! Бах! Бах!
Загрохотали выстрелы. Рюген с интересом смотрел – попасть в цель, сидя на коне, да по движущейся мишени, да с учётом несовершенного оружия восемнадцатого века, да пороха, который загорался с промедлением… Здесь требовалось нешуточное мастерство, сам попаданец на такое даже не претендовал.
– Бах! – раздалось жалобное конское ржание, и великолепный игреневый ахалтекинец полетел на землю, сражённый пулей.
– Эхх, – с досадой протянул один из ветеранов, – коня зацепили.
Досада была понятной: такие кони – ценная добыча, а в плен никого брать не собирались, не видели смысла. Во-первых – нужно было как следует напугать татар, а во-вторых… Некоторые из них уже не по разу оказывались в плену.
Вариантов выхода на свободу было множество, но чаще всего – смесь политических игрищ и попыток «привязать» Крым бескровно и политического же давления Турции. Вот Рюген и приказал – под свою ответственность.
Пока перезаряжали карабины, татары начали подъезжать уже достаточно крупными отрядами. Облик их был куда как проще, чем у знати, – мохнатая шапка, засаленный халат и маленькая неказистая лошадёнка. И запах… несло от них крепко даж с такого внушительного расстояния, всё-таки степные пастухи не имели привычки мыться или стирать вещи. Грифич не спешил отдавать приказ полкам, давая возможность крымчакам сгрудиться или прорываться.
Попытки прорыва останавливали карабины, и врагов начало копиться всё больше. Наконец те осмелели и, завизжав, принялись выстраивать «карусель», желая осыпать русских дождём из стрел.
– Иии! – Подбадривая себя криками, крымчаки вытащили луки и пустили коней вскачь. Пора…
– Атака!
Зазвучала труба, и полки пошли шагом, затем рысью… Под копытами могучих коней тряслась земля. Игорь неоднократно видел атаку регулярной конницы со стороны и знал – зрелище это прямо-таки эпическое. Сейчас он в первых рядах, но прекрасно помнит, какое это завораживающее зрелище. Комья земли, выбрасываемые копытами коней, выставленные параллельно земле клинки и пики, ярящиеся люди и кони, готовые к страшному столкновению…
Снова приказ скачущему рядом трубачу, звучит сигнал, и передние ряды, где собрались только «самые-самые», склонили пики. Ещё несколько секунд…
– Рраа! – И русские воины врезаются в нестройные ряды крымчаков, буквально сминая их. Остриё пики в руках Померанского влетает в грудь смуглому или скорее даже – просто грязному степняку, по виду напоминающего скорее пастуха. Глаза татарина круглые, непонимающие, напуганные… Выщербленную саблю из скверной стали он держит излишне крепко – так, что даже побелели костяшки пальцев. Пика пронзает его насквозь и вонзается в живот татарина средних лет. Двое за раз!
Бросив пику, Игорь выхватывает клинок и начинает рубку… Укол – и клинок с поразительной лёгкостью входит в горло врага, распарывая воротник шёлкового халата, плоть и кости позвоночного столба. Голова незадачливого крымчака падает под копыта коней и лопается, как успевает заметить попаданец краем глаза.
Левой рукой князь перехватывает руку с кинжалом у грязного толстячка в достаточно добротной одежде и дырявой старинной кольчуге, после чего с какой-то безумной улыбкой сжимает её. Неприятный влажный хруст – и рука ломается, а её хозяин, обмякнув от болевого шока, падает с коня. Почти тут же шея упавшего ломается, но нога его застряла в стремени, так что тело не падает на землю и только дёргается от соприкосновений с конскими крупами и боками.
– Рраа! – кричит Рюген во всю мочь и выхватывает второй клинок. Такая вот обоерукая рубка в кавалерийской схватке – большая редкость, особенно в первые минуты, когда просто-напросто тесно. Однако превосходство как в собственном росте, так и (особенно) в росте и весе коня очень велико. Рюген возвышается над крымчаками минимум на две головы.
Нет, «Шаолиня» не было и «лопасти вертолёта» воин не изображал – всё очень экономично и технично. Однако и этого хватило…
– Вжих! – И зажатая в правой руке тяжёлая карабелла сносит верхушку черепа степному богатырю – относительно чистому, что удивительно.
Укол! – И клинок в левой руке проходит сквозь несколько засаленных халатов, одетых один на другой на пожилом крымчаке с удивительно правильным, красивым лицом.
– Ааии! – И какой-то отчаянный молодой татарин пытается прыгнуть на князя, вскочив в седло своей маленькой лошадки.
– Нна! – высвободив на секунду ботфорт из стремени, Рюген встречает «прыгуна» тяжёлым ударом в грудь. Удар получился «смазанным», толчковым, но и этого хватило – всплеснув руками в попытке удержаться, крымчак исчез внизу, под конскими копытами.
Краем глаза заметив движение сбоку-сзади, Рюген пригнулся и вывернулся в седле.
– Дзанг! – Удар саблей пришёлся о кирасу попаданца, да ещё и по касательной. Перехватив карабеллу обратным хватом, он ударил подобравшегося врага. Попал в лицо, не слишком сильно, но… в такой толчее это смертельно.
Постепенно пространства стало больше, и князь развернулся…
– Звянг! – И черкесская шашка в левой руке отбивает татарский клинок. Тут же следует выпад всем телом – и резаная рана на горле врага не даёт тому ни малейшего шанса на выживание.
– Хха! – И карабелла в правой разваливает крымчака до седла. С влажным утробным звуком они распадаются и падают на обезумевших от такого «подарка» татар.
– Бах! – Пусть Грифич и не любил огнестрельного оружия, но пользоваться умел… И разрядил пистолет в лицо знатному бею. Похожий на бея молоденький парнишка истошно завизжал и принялся пластать воздух тонкой кривой саблей – быстро, даже слишком быстро. Глаза у него стали совершенно безумными и изо рта появилась ниточка слюны, после чего скорость рубки удвоилась. Улан с большим трудом отбивался от спятившего, «выезжая» за счёт феноменальной по меркам восемнадцатого века физической подготовки и мастерства.