– Врача. – Князь откинулся на спинку кресла и устало прикрыл глаза ладонью.
Каргин же окончательно обмяк и медленно сполз под стол. Появившиеся через полминуты медики быстро уложили резидента на носилки и вынесли из комнаты. Преображенский сидел без движения минут пять, и за это время никто не посмел даже пошевелиться.
– Господин инспектор, – Сергей наконец отнял ладонь от лица. – Если он выживет, допросите по всей форме и отправьте один экземпляр протокола лично Барышеву. Генерал, прикажите проводить меня в зону «А». Хочу взглянуть на чинидов.
– Конечно. – Грузный и обычно неповоротливый Крымов вскочил, словно его исподтишка пнули. – Разрешите мне лично…
– У вас нет других дел? Лучше разберитесь с помещением для допросов и казармой. Скоро прибудут коллеги инспектора Зотова. И вы, полковник, свободны. Меня проводит… лейтенант…
– Осокин, ваша светлость!
– Ориентируетесь в лагере?
– Уже сутки здесь.
– Значит, ориентируетесь, – сделал вывод Сергей. – Ведите.
Изнывающий в коридоре Горохов на этот раз был прощен и взят «с собой». Правда, рта он, как было сказано выше, так и не раскрыл. Выдержке канонира, явно не особо молчаливого, подивился даже Осокин. Впрочем, после сцены в спецкомнате полицейский не столько удивлялся, сколько сочувствовал. И адъютанту, и всем, кто служит рядом с князем, и почему-то даже самому Преображенскому. В князе было нечто необычное, даже сверхъестественное, и это, очевидно, давило на него, как стотонный пресс. Ведь быть «одним среди многих» гораздо хуже, чем быть «одним из них». Все равно что оказаться на необитаемом острове. Пусть даже со всеми удобствами и автоматической кухней, но без людей. С ума сойти!
В зоне «А» было просторно. Чинидов там накопилось всего тридцать душ, а рассчитана клетка была на сто – сто двадцать. Князь потребовал впустить его внутрь, и начальник караула перечить ему не посмел. Десять солдат вбежали в клетку первыми и взяли чинидов на прицел. Те быстро, но без суеты построились в одну шеренгу и замерли по стойке «смирно». Потом вошли княжеские телохранители и Горох – тоже с руками на расстегнутых кобурах. Осокин пропустил вперед князя и остался за ним. Преображенский, заложив руки за спину, медленно и даже немного вразвалочку прогулялся вдоль ровного строя пленных, а затем вдруг остановился перед одним из них.
– Имя.
– Тиман, – испуганно выдохнул чинид.
– Звание.
– Офицер-агент! – Глаза чинида забегали.
– Я вижу, что ты лжешь. – Князь наклонился к его лицу. – Ты не простой офицер-агент, а командир группы. Это звание равно полевому званию тысячник… по-земному – майор или подполковник. Так?
Он взял пленника за подбородок и заглянул ему в глаза.
– Повинуюсь, господин. – Тиман вдруг медленно опустился на одно колено.
Не успел командир охраны скомандовать ему «встать», как то же проделали все чиниды. Они стояли на горячем песке зоны, опустившись на одно колено и покорно склонив чернявые головы.
– Этого я заберу, – указывая на Тимана, сказал начальнику охраны Преображенский.
– А-а…
– Документы я оформлю, – подоспел Осокин.
– Понимаю. – Охранник кивнул. – Сержант, «браслеты»!
Сергей еще раз окинул равнодушным взглядом коленопреклоненных чинидов и вышел из клетки. За ним вышли Осокин, Горох и охрана. Один из десантников князя сжимал стальной клешней тонкую шею спотыкающегося от страха Тимана. Руки пленника были скованы за спиной, но это было даже излишней предосторожностью. Во-первых, после странной беседы с князем чинид пребывал почти в полуобмороке, а во-вторых, посмей он дернуться, здоровенный десантник сломал бы ему шею легким движением пальцев.
Прощание у трапа было коротким. Князь пожал руку Осокину и одобрительно посмотрел ему в глаза.
– Благодарю за службу, лейтенант.
Полицейскому вдруг стало как-то не по себе. Он даже растерялся. Князь благодарил его вовсе не за поимку Каргина или участие в экскурсии по лагерю. Складывалось впечатление, что он благодарил лейтенанта за службу, которую тому еще предстоит сослужить. Это казалось нелепым и нереальным, но впечатление было до безобразия отчетливым. Осокин пробормотал что-то про «верность Великому Князю и ОВК», но Преображенский его уже не слушал. Он быстро взошел по трапу и скрылся в люке челнока. Следом за ним в чреве корабля исчезли десантники и миниатюрный пленник. Адъютант Горохов шел последним.
– Постой, лейтенант, – позвал его Осокин. – Князь, он… всегда такой?
Горох пожал плечами и вошел в шлюз.
– Странный, – сказал полицейский. – Он достойный, внушительный, но странный. Я немало людей повидал, но таких… Тяжело, наверное, с таким человеком постоянно бок о бок. Как ты выдерживаешь?
– А дьявол его знает! – наконец-то вымолвил Горох с досадой в голосе. – И меня заодно! Бывай, полицейский человек.
– Пока, адъютант. – Осокин махнул рукой и вернулся в транспортер.
Едва закрылся шлюз, из коридора, ведущего в салон, показался Преображенский. Горох насупленно взглянул на князя и сложил руки на груди.
– Ты чего надулся? – совсем не сурово спросил Сергей.
– Сами знаете, – буркнул Горох.
– Знал бы, не спрашивал.
– Так зыркнули на меня, что я голоса лишился! Пока обратно на борт не поднялся, даже шевельнуть языком не мог! Чего я такого сказал-то?!
– Горох, очнись! Когда я на тебя зыркал?!
– Как когда?! В транспортере! Или вы что же, не помните? – Горох изумленно уставился на князя. – Сергей Павлович, вам надо того… к ученым… к врачам…
– Что ты несешь?!
– Так ведь, если вы ничего не помните, это лечить надо. Вы же в лагере пару допросов провели… результативных, и пленного зачем-то с собой прихватили. Может, вас чиниды тогда, на Торбане, незаметно запрограммировали? – осторожно предположил Горохов.
– Я тебе компьютер, что ли? – отмахнулся князь. – Ладно, идем на места. Пора стартовать. Нас ждут Деа и Марта, Юнкер и Медея и еще много каких смутьянских гнезд. И чувствую я, что не на один месяц затянется наше турне по всем этим озлобленным планеткам. – Князь тяжело вздохнул.
– До Нового года? – Адъютанта перспектива такой длительной экспедиции не особенно вдохновляла.
– К Новому году точно не успеем. В лучшем случае ко Дню Объединения или ко Дню защитника Отечества управимся, а в худшем…
– К маю?
– К сентябрю… – Преображенский невесело усмехнулся. – Это тебе не чинидов воевать. Акции усмирения – непредсказуемое дело. Тут никакая стратегия и тактика не срабатывает. Так что настраивайся… И чтобы не смел больше реплики без спроса отпускать!