– Передайте, пожалуйста, микрофон обозревателю газеты «Монд», – распорядился Бризар.
Луи Бланше отложил компьютер на свободное кресло, поправил длинные седые волосы, медленно поднялся.
– Господин полковник, вы сказали «следы крушения неизвестной субмарины», – произнес обозреватель спокойным, несколько хрипловатым голосом. – В связи с этим мой вопрос: имеются ли сомнения в гибели «Эльзаса» или надеяться на лучшее уже не приходится?
– Поскольку расследование катастрофы еще не завершилось и официального заключения о гибели подводной лодки нет, в заявлении Генерального штаба использованы формулировки, юридически выверенные для этой ситуации, – ответил Бризар.
– С формулировками ясно. А сами-то вы как считаете? – Луи Бланше, не отводя глаз от полковника, осторожно сел в кресло и возвратил ноутбук себе на колени.
Этот вопрос поставил Николя Бризара в затруднительное положение. С одной стороны, он, лицо официальное, не имел права выходить за рамки версии, озвученной ему начальником Генерального штаба Шарлем Лонгардом. С другой – у него, профессионального военного, получившего доступ ко всем данным, относящимся к делу, не осталось сомнений в том, что американцы обнаружили останки «Эльзаса».
Николя нервно пошевелил пальцами.
«Наши генералы как дети. Им бы только отодвинуть миг расплаты и найти лазейку, чтобы ускользнуть от ответственности, – нелестно подумал полковник о своем начальстве. – Но лодка затонула. Ее уже не спасти ни враньем, ни намеками на какую-то мифическую вероятность чудесного исхода. Зачем же в этой ситуации пудрить мозги обществу? Все равно ведь придется признать очевидное».
Николя Бризар развел руками, задумался и после коротких колебаний четко сказал:
– По моему мнению, шансов на то, что «Эльзас» выжил, практически нет.
Журналисты зашумели, стали привставать на креслах, обмениваться фразами между собой. Засветились экраны ноутбуков, по клавишам которых бойко забегали пальцы. Корреспонденты спешили передать в редакции сообщения с пометкой «Срочно».
Когда пишущая братия несколько успокоилась, право задать следующий вопрос получил корреспондент китайского агентства «Синьхуа» Ли Чжэнши.
– Насколько я понимаю, лодка потерпела крушение в филиппинских территориальных водах, – проговорил китаец, напомнивший Николя Бризару какую-то толстолобую морскую рыбу, и пошевелил густыми черными бровями. – Получил ли Париж разрешение филиппинской стороны? На что?
– «Эльзас» оказался у берегов филиппинского острова Самар в силу чрезвычайных обстоятельств. Поскольку изначально заход туда не планировался, филиппинцев мы не информировали и разрешения не спрашивали.
Ани Ламберт нетерпеливо тянула руку, но Николя упорно делал вид, что не замечает этого, и показал на очкарика, сидевшего за ней в пятом ряду.
– Корреспондент «Крисчен сайенс монитор» Самуэль Шапиро, США, – встав с кресла, представился длинный нескладный американец в синей рубахе с короткими рукавами.
В журналистских кругах Самуэля недолюбливали за занудность. На любой пресс-конференции он пытался докопаться до десятков мелких подробностей, говорил медленно, с остановками. При этом Самуэль удерживал микрофон не всей ладонью, как это обычно делается, а всего лишь указательным и большим пальцами, словно это была свирель, на которой он собирался играть какую-то нежную мелодию. За эту манеру обращения с микрофоном к Шапиро прочно приклеилась кличка Флейтист.
– Ваш ответ, если его перевести на язык нормальных людей, означает, что подводная лодка потерпела катастрофу. В этой связи просьба уточнить, сколько человек находилось на ее борту на момент гибели?
– Двадцать два, – ответил Бризар.
Флейтист хотел спросить еще что-то, но не успел. В момент, когда он попытался задать очередной вопрос, Ани, сидевшая на ряд впереди, вскочила, обернулась к коллеге и выхватила у него микрофон. Такой вероломный акт оказался настолько неожиданным для американца, что тот так и стоял столбом с растерянным видом.
Телевизионные объективы оставили в покое открытый рот корреспондента «Крисчен сайенс монитор» и нацелились на Ламберт.
«Эта особа наверняка постарается вывернуть мне душу наизнанку», – подумал Бризар.
– Прошу не нарушать регламент. Оставьте микрофон и дайте мне возможность вести конференцию, – жестко сказал полковник и жестом показал Ани, чтобы она садилась.
– У меня вопрос, который, я думаю, интересует всех, – не подчинилась журналистка.
– Пусть говорит! – послышались голоса.
Пишущая и снимающая братия обрадовалась тому, что Флейтист был лишен микрофона, и одобрительно гудела, поддерживая Ани. Полковник вынужден был уступить давлению зала и разрешить нарушительнице порядка задавать вопросы.
– Объясните нам, пожалуйста, в силу каких чрезвычайных обстоятельств французская подводная лодка оказалась в территориальных водах Филиппин?
– «Эльзас» выполнял важное задание командования, – последовал короткий ответ.
Он никак не удовлетворил журналистку, потребовавшую конкретных объяснений.
Полковник Бризар не мог говорить о таинственной гибели на острове Ликпо четырех испытателей нового снаряда, из-за которой командованию пришлось изменить обратный маршрут «Эльзаса». Уходя от прямого ответа, Николя стал выражаться длинными витиеватыми фразами, которые, по сути, сводились к одному и тому же: «Лодка выполняла важное задание».
Ани Ламберт упорно требовала конкретики. Роли полковника и журналистки поменялись. Теперь уже не Бризар, а Ани Ламберт вела мероприятие. Она умела захватить внимание публики. Зал гудел, топал ногами и откровенно издевался над словесными ухищрениями представителя Генштаба.
– Я не наделен полномочиями отвечать на подобные вопросы, – затравленно прорычал Николя Бризар.
– Так какого же черта мы тратим время на то, чтобы слушать вас? – Ани накинула на плечо холщовую сумку и под шум зала двинулась к выходу.
Продравшись между рядами кресел к выходу, она оглянулась и послала Бризару воздушный поцелуй, чем вызвала аплодисменты, смех и свист.
Телевизионные новостные программы в репортажах о пресс-конференции сделали упор на диалоге представителя Генштаба и независимой журналистки. По правде сказать, бравый полковник выглядел в этом диалоге далеко не лучшим образом.
Пресс-конференция повлекла за собой самые неожиданные последствия. Левые использовали ситуацию для того, чтобы обвинить власти в антинародной политике, в результате которой французские военные моряки гибнут неизвестно где и неизвестно за что, миллионы французов нищают, а кучка паразитов богатеет.
Лидеры профсоюзов призвали трудящихся выйти на улицы с требованиями сокращения военного бюджета и повышения заработной платы.
Начались уличные беспорядки. В городских предместьях арабы стали жечь автомобили, студенты организовали массовую демонстрацию с битьем стекол, поджогами газетных киосков и метанием камней в полицейских в центре Парижа. Состоялось экстренное заседание правительства. Полиция пошла на применение слезоточивого газа, резиновых пуль и водометов.