– Тесто, – тихо проговорил я.
Все замолкли. Я чуть ли не слышал, как все думают, что я за птица.
– Значит, Одноглазый, теперь твоя очередь, – сказал Отон.
Мне пришли на ум отцовские попойки и вспомнилась одна из его любимых загадок:
– Четыре странных существа путешествуют вместе, их следы очень темные. Каждый след черный-черный. Птичья опора быстро движется по воздуху под воду.
Усердный воин работает без остановки, направляя четверку по листовому золоту.
Я откинулся от стола и стал ждать отгадку.
– Лошадь и повозка, – вызвался Энгелер.
Я покачал головой.
– Что-то вроде летящего по воздуху дракона, который ныряет в воду, – предположил Отон.
Снова я покачал головой.
– Намекни, – попросил Беренгер.
Неожиданно заговорил растрепанный парень. Он отложил в сторону деревяшку, которую строгал, и сказал:
– Ты описываешь вещи словами, не определив их значение. – Он говорил взвешенно и обдуманно.
– Для меня это звучит бредом, Огьер, [2] – заметил Беренгер.
– Дома наши поэты постоянно так делают, – сказал Огьер. – Они называют море дорогой китов, солнце – небесной свечой, – и снова принялся строгать деревяшку.
Я не хотел, чтобы компания почувствовала себя дураками, и сказал:
– Огьер прав. В моей загадке «птичья опора» – это перо, а «усердный воин» – это человеческая рука.
Голос у меня за спиной проговорил:
– Тогда четыре странных существа, путешествующих вместе, – это четыре пальца писца, а перо – это его перо, оставляющее чернильный след.
Я обернулся посмотреть, кто угадал правильный ответ. Высокий и приятной наружности, он только что вышел из спальной кабинки и держался с непринужденной грацией. У него была чистая кожа, прямой нос и серые глаза, а волосы цвета спелой пшеницы. Что-то в нем показалось мне смутно знакомо. Чуть погодя я понял, что он напоминает короля Карла в молодости. Попытавшись встать со скамьи, чтобы поклониться, я столкнулся со столом, стоящим рядом, и упал обратно на место. Моя неуклюжесть вызвала у него улыбку, открывшую белые ровные зубы.
– Не вставай, – сказал он. – Мое имя Хроудланд.
– Меня зовут Зигвульф, – ответил я. – Ты правильно отгадал.
Хроудланд сел рядом.
– Случайно догадался, – сказал он. – Хотя так и не понял, что ты имел в виду под «листовым золотом».
– В загадке я представлял человека, пишущего пером и чернилами по пергаменту с золочеными иллюстрациями.
– Ты должен задать эту загадку моему дяде. Он хорош во всем, что касается религии.
– Кто он?
– Моя мать – сестра короля Карла.
Я успел лишь открыть рот, чтобы ответить, как меня перебил Ансеис:
– Это правда, Хроудланд, что король собирается пойти войной на сарацин в Испанию?
– Не в этом году. Теперь уже поздно, – ответил он.
– На юге можно вести боевые действия почти до Рождества, – заметил Беренгер.
– Это ты можешь обсудить с Герардом, [3] – сказал Хроудланд, взглянув на седого пожилого мужчину.
Про загадки забыли. Беседа переключилась на то, сколько потребуется времени, чтобы собрать войско, на скорость передвижения обоза, правильное соотношение лучников, пехоты и конницы, правильную тактику против сарацин. Из их разговоров и споров я понял, что Герард приехал с юга и что когда король Карл отправлялся на войну, мои товарищи, королевские гости, служили командирами в его войске.
Спор вызвал в памяти единственное сражение, в котором я участвовал, и мне пришлось, извинившись, выйти из-за стола. Озрик вернулся из королевских кладовых с охапкой одежды, и я показал ему свободную кабинку, куда он сложил мой новый гардероб. Когда раб ретировался, я лег на койку и закрыл глаза. День был долгий, и я устал, так что почти мгновенно заснул.
Мне явился брат-близнец или, точнее, его призрак сел рядом с моим ложем. Он выглядел так же, как всегда, когда приходил по ночам, – задумчивым и спокойным, а не жутким трупом, каким я видел его в последний раз. В сновидениях он рос так же, как и я, и иногда казалось – смотрюсь в зеркало, а не гляжу на умершего десять лет назад брата.
Он долго сидел, ничего не говоря, порой оглядывая мой маленький альков, и, наконец, спросил:
– Что ты думаешь о них?
Как всегда, я не ответил. В этом не было нужды. Брат всегда сам отвечал на свои вопросы.
– Узнавай о них все, что сможешь. Подозревай того, кому стал доверять, и доверяй тому, кого подозреваешь.
Потом он встал и ушел.
* * *
Я проснулся до рассвета. Какое-то время лежал в своей кабинке, вспоминая, где нахожусь. Потом поднялся и бесшумно оделся во франкский наряд, который мне принес Озрик – льняные подштанники и рубашку, шерстяные рейтузы с подвязками крест-накрест, а сверху тунику с поясом. Озрик подыскал кожаные сапоги подходящего размера. Меня задержал лишь длинный плащ в форме двух квадратных полотнищ. Потребовалось некоторое время, чтобы в темноте должным образом приладить его на плечи, дабы он свисал спереди и сзади, оставляя по бокам разрезы.
Я тихо пересек помещение, стараясь не разбудить своих новых товарищей, и вышел на улицу. Ночью дождь прекратился, в воздухе пахло сыростью и плесенью. Лишь едва заметное свечение показывало, где взойдет солнце. Я стал осторожно пробираться в сумерках, пытаясь вернуться к статуе коня.
Но, пройдя шагов сто, понял, что сбился с пути, и решил выполнить свой замысел на рассвете. Какое-то время я стоял в тишине, глядя, как здания постепенно появляются из сумрака. Было странно осознавать, что я нахожусь в сердце самого большого и могущественного королевства в западном мире и уже повстречался лицом к лицу с его верховным правителем. И все же я почти ничего не знал об этой стране. Если мне суждено найти в ней свое место, то нужно изучить ее порядки и обычаи. Эта перспектива меня будоражила.
И вдруг раздался страшный крик, в нем слышалась такая боль, что у меня волосы встали дыбом. Я инстинктивно потянулся к кинжалу, но вспомнил, что не взял его. Источник ужасного крика был где-то рядом. Безоружный, я замер в нерешительности, но жуткий вопль повторился с еще большим отчаянием, чем раньше, и стало ясно, что нужно вмешаться. На кого-то напали, и необходима немедленная помощь. Крики доносились из дальнего конца строительного сарая. Я набрал в грудь воздуха и с колотящимся сердцем бросился за угол, не зная, что меня там ожидает, надеясь, что мое внезапное появление спугнет нападавшего. В крайнем случае можно громко закричать, поднимая тревогу, и кто-нибудь прибежит на помощь.