И вдруг Хроудланд стукнул ручкой ножа по столу, так что подпрыгнули тарелки. Все сразу замолкли и посмотрели на него. Но граф был уже решительно и бесповоротно пьян.
– Я хочу представить вам всем моего хорошего, превосходного друга – Одноглазого, – объявил он заплетающимся языком.
Все за столом пьяно закивали головами. Один-два гостя потрезвее поймали мой взгляд и неуверенно улыбнулись мне.
– Некоторые из вас слышали, как он поправил королевского барда в Ахене и на пиру рассказал историю перед королем. – Граф возвысил голос, чтобы его слышали во всем зале. – Сегодня я пригласил одного из величайших бардов Бретани развлечь нас, чтобы Одноглазый знал: мы имеем рассказчиков не хуже других в королевстве.
Послышались разрозненные хлопки, и из-за грандиозных колонн вышел ссутуленный костлявый человек средних лет. Он был в простой коричневой рубахе и облегавшей голову шапочке. В одной руке он держал небольшую арфу, а вторая лежала на плече мальчика лет десяти. Они медленно вышли на открытое место перед высоким столом, и мальчик поставил на пол трехногую табуреточку, которую принес с собой. Бард сел, положил на колени арфу и приготовился начать.
– Скажи нам, какую сказку ты собираешься спеть, – крикнул Хроудланд.
Ребенок наклонился и что-то тихо сказал певцу. Скальд был не только слеп, но и не говорил по-франкски.
Мальчик поднял голову и тонким голосом проговорил:
– С вашего позволения, мой господин, отец поведает вам местную историю, легенду об Ивэйне.
Мой сосед справа, приземистый крепкий франк, от которого несло элем, наклонился ко мне и прошептал на ухо:
– Будем надеяться, это продлится недолго.
– Подойди сюда, – подозвал ребенка Хроудланд. – Я хочу, чтобы ты переводил гостям.
Как ни в чем не бывало, мальчик поднялся на возвышение, обошел стол и встал позади графа, рядом со мной.
Без всякой преамбулы слепой рассказчик издал ноту на арфе и начал рассказ на языке, который я счел бретонским. У него был красивый, сильный выразительный голос. За высоким столом все окружение графа одолела скука, но слушатели в зале затихли, то ли из вежливости, то ли из страха вызвать неудовольствие хозяина.
Мальчик оказался умелым толмачом. Бард делал паузу после каждого стиха, и он быстро излагал мне на ухо краткое содержание по-франкски.
Сама легенда была странная: Ивэйн, благородный рыцарь, покидает двор своего короля и отправляется на поиски волшебного родника, находящегося в глухом лесу. Возле родника стоит валун, усыпанный драгоценными камнями, а на дереве рядом висит золотой кубок. Направленный в это место страшным великаном, мужчина льет воду из кубка на валун. И тут же поднимается великая буря, срывая с деревьев листья. Когда буря утихает, с неба спускаются стаи птиц, они садятся на ветки и поют. И тут появляется вооруженный воин на коне и заявляет, что он страж родника. Они бьются, и рыцарь ранит таинственного незнакомца. Тот поворачивает коня и спасается бегством, а Ивэйн преследует его.
– Конечно же, Ивэйн взял с собой золотой кубок? Это же его награда, – грубо крикнул Хроудланд.
До того я не сознавал, как он напился.
Скальд прервал повествование, обиженный, что ему помешали.
Хроудланд с раскрасневшимся лицом повернулся ко мне.
– Ведь так и произошло при осаде Трои, верно, Одноглазый? Добыча победителя.
– Это легенда, выдумка, – сказал я, пытаясь ублажить и успокоить его.
– Нет, мой господин, все так и было, – проговорил мальчик у нас за спиной.
Удивленный дерзостью, я повернулся, чтобы рассмотреть его. Ребенок стоял, сцепив руки, бледный и взволнованный.
– Чепуха, – выпалил Хроудланд. Он уже приготовился спорить, даже с этим юнцом. – Вся история – выдумка.
– Родник существует. Вы можете сами его увидеть. В Барентоне, в Бросельяндском лесу, – настаивал мальчик.
Я боялся, что Хроудланд до того напился, что сейчас ударит малыша, и махнул тому, чтобы уходил. Он повернулся и пошел к отцу, сердито выпрямив спину.
Настроение Хроудланда резко испортилось. Он стал агрессивным и диким. Нетвердой рукой взяв кубок, граф с мычанием осушил его. Вино потекло по подбородку. Потом он с силой бросил кубок на пол и свирепо проговорил заплетающимся языком:
– Одноглазый, завтра мы с тобой найдем этот родник и докажем, что никакой он не волшебный.
Краем глаза я заметил, как бард поднялся со своего табурета и вместе с сыном вышел из зала. Его песня не имела успеха.
* * *
Я надеялся, что на следующее утро Хроудланд забудет об этом, но в гостевую палату, где я ночевал, сразу после рассвета пришел слуга и разбудил меня, сказав, что маркграф ждет в конюшне. Оставив одолженные наряды, я надел свой походный костюм и отправился к приятелю. На нем, похоже, не сказалась вечерняя попойка, и я удивился: неужели он так привык к регулярному пьянству, что уже не страдает от похмелья.
– Одноглазый, мне сказали, что волшебный родник не более чем в трех часах езды отсюда, – оживленно проговорил граф. – Мы можем съездить туда и вернуться засветло.
Конюх вывел нам двух крепких коней, и мы выехали за ворота в сопровождении эскорта из четырех всадников. Утро было сырое и туманное, и когда мы спустились с холма и ехали по пустынным улицам городка, где лишь случайные тощие дворняги вынюхивали в мусоре объедки; на гриве моего коня блестели капли росы.
– Ты не представляешь, как я рад, что скоро мы отправимся воевать в Испанию, – признался Хроудланд по пути в лес.
– Ищешь славы? – поддразнил я его.
Он с серьезным лицом повернулся ко мне.
– Мне страшно нужны деньги. Ты не поверишь, сколько стоит содержать резиденцию и прислугу.
Я мог бы ему указать, что было бы нетрудно сэкономить кучу денег, ведя не такую роскошную жизнь, но вместо этого произнес:
– Я думал, местные налоги дают средства для правителя марки.
– Далеко не достаточно.
– Тогда нужно попросить короля освободить тебя от этой должности. Возвращайся ко двору.
Хроудланд покачал головой.
– Не хочу расписываться в неудаче. Во всяком случае, должность правителя марки дала мне ощутить вкус, каково это – самому принимать решения.
– Значит, в Испании ты хочешь скорее пограбить, чем добиться славы.
– Надеюсь преуспеть и в том, и в другом, – честно признался он.
Мы быстро двигались по наезженной дороге, которая шла вокруг заросших кустарником холмов. На пути нам попадались лишь пешие путники, идущие от одного хутора к другому. Часто, завидев нас, они осмотрительно уходили с дороги и прятались в кустах. Под конец мы обогнали семейство с тремя маленькими детьми. Один из всадников нашего эскорта достаточно хорошо понимал по-бретонски, чтобы узнать у них, что до Барентонского родника осталось недалеко и нужно свернуть направо.