Вернувшись в загородный дом Антонио уже на следующий день, Лаура Бэт почувствовала, что на этот раз все неуловимо изменилось. Из противников они неуловимым образом превратились в союзников и теперь совместными усилиями попытаются вдохнуть новую жизнь в талант художника. Но как же непривычно сознавать, что из всегдашней девушки-простушки на вторых ролях она внезапно стала равным партнером всемирно известного художника…
– Ну так как? – спросила она, стоило им только войти в дом. – Готов перебраться в мастерскую?
– Сегодня воскресенье.
– А я думала, для художников вдохновение важнее календаря. Не боишься упустить настроение?
Судя по виду, не боится.
– Может, сперва хотя бы пообедаем?
– А может, сперва хотя бы немного поработаем?
Ухватив Антонио за руку, Лаура Бэт потянула его к мастерской.
– Надо же, – рассмеялся Антонио, – впервые вижу, чтобы ты отказалась поесть.
– Я успела перекусить, пока ты отсыпался в самолете.
Ухватившись за потрепанную ручку ветхой двери мастерской, Лаура Бэт с удивлением почувствовала, как та легко поддается, но удивление длилось не дольше секунды. В конце концов, это родная страна Антонио, и ему здесь нечего бояться. А значит, и двери запирать незачем. И оттого неспособность рисовать еще больше сводила его с ума. Это его дом, его убежище, но оно его подвело и не сумело защитить. После смерти жены он больше ни во что не верил и ни на что не мог положиться. Но теперь появилась она, и все изменилось.
В ней мгновенно вспыхнула гордость. Возможно, она и не слишком многого добилась в жизни, но если ей удастся помочь Антонио вновь себя обрести, это достижение с лихвой окупит все былые неудачи. Даже если об этом никто, кроме них двоих, никогда и не узнает.
Пробравшись сквозь завалы полупустых банок, сломанной мебели и обрывков ткани, они оказались во второй комнате. В мастерской.
Улыбнувшись, она обернулась к Антонио:
– Где мне сесть? Что делать?
– Мы же только с самолета. – Он устало потер лицо. – Дай мне немного прийти в себя.
Лаура Бэт мгновенно уловила пробудившиеся в нем сомнения. Да и чего она еще хотела? Он уже пробовал и не сумел. А второй раз решиться гораздо труднее.
Она немного отступила, показывая, что не собирается на него давить.
– Конечно, как скажешь.
Осмотревшись по сторонам, Антонио порылся в стопке бумаг на обшарпанном столе, а потом вытащил два планшета. Один огромный, а второй не больше обычного блокнота.
– Сперва нужно сделать наброски.
– Хорошо, что мне делать?
– Для начала я просто разомнусь, ловя твои черты и формы.
Лаура Бэт кивнула.
– Я сяду здесь, – он оперся бедром о стол, – а ты – там. – Он указал на стоящий в трех метрах от него стул.
– Там?
– Да. Расслабься, это всего лишь предварительные наброски. Разминка. Прежде чем всерьез взяться за работу, я должен привыкнуть к твоим формам.
Лаура Бэт невольно покосилась на кушетку у окна. Им же обоим будет удобнее, если она устроится на ней! Но Антонио снова указал на стул.
Вздохнув, она послушно повиновалась, но что-то все равно неудержимо тянуло ее к кушетке; и когда Антонио взял в руки простой карандаш, она не выдержала:
– Ты серьезно? Не мел, не уголь? Обычный карандаш?
Вздохнув, Антонио опустил планшет на колени.
– Это разминка!
– Ладно, делай как знаешь.
Когда Антонио все же удалось усадить Лауру Бэт на стул, он почувствовал, что от его сомнений не осталось и следа. Беззвучно молясь, чтобы она наконец-то замолчала и в особенности перестала оспаривать его решения, Антонио схватил карандаш и быстро взялся за дело, надеясь, что она сумеет высидеть хотя бы пять минут.
Когда Лаура Бэт неизящно шмыгнула носом, явно стесняясь его почесать, Антонио отложил планшет и потянулся. Пока что он успел набросать глаза, нос, губы, шею, брови, морщинку на лбу, падающие на висок волосы и один ракурс лица целиком.
– Если тебе нужно почесаться, чешись.
Глубоко вдохнув, она потерла лицо.
– Ну наконец-то!
Антонио посмотрел на часы.
– Надо же, ты высидела целых десять минут и вполне заслуживаешь перерыв. Для не привыкшего к позированию человека десять минут – это много.
Вскочив на ноги, Лаура Бэт встряхнулась.
– Мне приходилось и дольше сидеть неподвижно, но если при этом нечем заняться и не о чем думать, то сидеть действительно непросто.
– Вообще-то я собирался наращивать время постепенно.
– То есть?
– Я думал, что первую пару раз мы ограничимся несколькими подходами по пять минут, в третий раз увеличим время до десяти минут, потом до пятнадцати… Ну и дальше в том же духе. Думаю, идея и так понятна.
– Значит, первый шаг мы пропустили?
– Возможно, оно и к лучшему.
– Можно посмотреть, что ты нарисовал?
Антонио молча протянул планшет.
– Отличная работа, – улыбнулась она. – Мне нравится.
– Это ерунда. Всего лишь проба руки. Как только я привыкну к твоим чертам, перейдем к наброскам того, как я вижу весь образ целиком.
Лаура Бэт счастливо улыбнулась, и от этой улыбки внутри его все так и запело от радости. Глубоко вдохнув, Антонио постарался убедить себя, что радуется тому, что она довольна процессом, а сам он сумел справиться с сомнениями и поборол нерешительность.
– Если ты в состоянии выдержать десятиминутные подходы, то давай сделаем еще два и на сегодня закончим.
– Всего полчаса?
– Именно. Не тебе одной нужно привыкать к процессу.
Усевшись на стул, Лаура Бэт расправила плечи и слегка запрокинула голову.
– Ладно, я полностью в твоем распоряжении.
Антонио снова взялся за карандаш, затем они оба немного передохнули, поработали еще десять минут и пошли обедать. Потом, оставив Лауру Бэт у бассейна, он отправился к отцу; они на удивление мирно пообщались. Вместо того чтобы продолжить разговор с того места, где он оборвался в Барселоне, Констанцо спокойно извинился, сказал, что устал, и ушел к себе.
На следующий день Лаура Бэт легко высиживала по пятнадцать минут позирования, а еще через день вполне сносно справилась и с двадцатью минутами, хотя столь длительное время далось ей уже не так просто.
Антонио раз за разом рисовал лицо, кисти рук, стопы, плечи, снова лицо, все больше погружаясь в ритм женственных изгибов, буквально чувствуя, как с каждым новым наброском возрождается к жизни его прежнее «я». Но торопить события он не пытался, старательно избегая что-либо чувствовать к процессу и тем более к самой модели. Вместо этого он просто раз за разом брал в руки карандаш и набрасывал все новые и новые штрихи и линии.