Book.

* * *

С утра Адама Собойку волновало одно – где бы добыть пропитание. Проблема состояла в том, что накануне он начисто пропил получку, в жестоком бою был нещадно поколочен рыжей своей женой и напрочь отлучен от столования.

Стояла суббота. Рыжая Нинка безвылазно сидела дома и бдительно охраняла холодильник. В безысходной тоске Адам битый час томился у подъезда на лавочке. Грел на осеннем полуденном солнышке тощий живот и ждал собутыльника Лёшика с нижнего этажа. Тот подвизался раздобыть хлеба и сала.

Время шло, Лёшик не появлялся, и Адам все больше напитывался вонючим никотином и горьким пессимизмом. В начале второго часа, когда казалось, все – пора погибать голодной смертью, из подъезда вынырнул сосед. Воровато покосившись на окна своей квартиры, сунул четверть хлеба и малюсенький кусочек сала.

– Жри скорей, – посоветовал он, – моя увидит – убьет.

Но Адам безо всяких советов проглотил подношение в два приема. Раз, два – и изумленному подателю осталось лицезреть лишь крошки на его ладони.

– Слышь, ты, – оживился тут Лёшик, нервно подергивая головой. – Березкин бесплатную распродажу устроил.

– Чего? – не понял Адам.

– Огородик знаешь под его хатой?

– Ну? – Адам стал весь внимание, соображая, что осенью с огородом может быть связано только съестное.

– Слышь, – совершенно серьезно продолжил сосед, – он там самое такое выбрал, а на остальное рукой махнул. Говорит, кому надо – пусть берут.

– Что ж ты, козел, раньше молчал?! – возмутился Адам.

И, не давая Лёшику довести рассказ до логического конца, сорвался с лавочки и заспешил к трехэтажке через дорогу, где в первом ярусе жил Березкин.

У тракториста Васи Березкина под окнами квартиры на самом деле был участок. Чудесный, надо сказать, участок, за которым он всякую свободную минуту усердно ухаживал. Но вот о чем-о чем, а о дармовой раздаче потом политого, с нежностью взращенного урожая он, конечно, и не помышлял.

Попыхивая у открытого окна папироской, Березкин любовался своим огородно-садовым произведением. Время от времени оглядывал разложенные на полу тыквы с кабачками и прикидывал, какие деликатесы из них изготовить.

Решив, что тыквы пойдут на каши, а к кабачкам надо добрать алычи и испробовать новый рецепт с чудным названием «ананасы по-белорусски», он затушил папироску и в последний раз взглянул на участок. То, что он там увидел, привело его в тихий ужас.

Под крохотной и хрупкой, словно девушка-подросток, сливой стоял пьянчужка Собойка и, попирая кирзовыми сапожищами сочную морковную ботву, одну за другой пихал в свой бесстыжий рот крупные чернильно-матовые плоды. По небритому подбородку расхитителя текла алая струйка сока, а глаза прямо-таки сияли от испытываемого блаженства.

Березкин смотрел на известного всему поселку проходимца и не верил. Беспредельное негодование оскорбленного собственника закипало в нем, но он все еще не двигался с места.

Надо знать характер Васи. Поражая поселковый народ богатырским телосложением и недюжинной силой, тракторист при этом всегда бывал добродушен и покладист. Его, казалось, ничем не прошибешь, но если такое случалось, то тогда хоть с моста да в воду.

О такой опасности знали все. Знал и Адам, который, не замечая в окне перекошенной физиономии, продолжал безмятежно поглощать сливы. Когда же он услыхал могучее «Эх!» и повернулся в сторону звука, было поздно.

В воздухе промелькнуло нечто, напоминающее мяч, и Адам, как заправский футболист, сам того не желая, принял предмет на голову. Мячом оказалась круглая тыква.

Врезавшись в Адамов лоб, тыква, будто граната, разлетелась на мелкие осколки. От неожиданного удара расхититель частной собственности распростер руки и плюхнулся задом на морковные гряды, добивая то, что не успел растоптать сапогами.

К огорчению Березкина, Собойка нисколько не пострадал. Во-первых, гряды были хорошо возделаны, что способствовало относительно мягкому приземлению. Во-вторых, и не такой силы удары выдерживала его непутевая головушка. Адам просто опешил от внезапной подачи и теперь сидел, потирая лоб, ошалело уставясь на высунувшегося из окна хозяина.

Вася, между тем, бешено колотил кулаком воздух и что-то выкрикивал, вернее, пытался, ибо горло его перехватило от нахлынувших эмоций, и он лишь беззвучно открывал рот, напоминая энергичную тараньку, взятую на острый крючок.

Наконец, Адам сообразил, что Лёшик его подлым образом надул и что пора уносить ноги. С трудом встав на четвереньки, он, набирая ход, попер напролом через насаждения. Обогнул дом и выбежал на центральную и единственную улицу поселка. Следом, словно фурия, в трусах и тапочках, вооруженный увесистой скалкой, вылетел Березкин.

В несколько прыжков разъяренный Вася нагнал несчастного беглеца и уж стал примериваться для нанесения памятного удара. Всей кожей чувствуя нешуточную опасность, Собойка помолодел лет на двадцать и вмиг увеличил разрыв. Березкин, теряя тапочки, прибавил ходу, и расстояние между ними вновь стало роковым. Но в жилах Адама уже вовсю бурлил адреналин, и у него, как у идущего на взлет лайнера, теперь был невообразимый запас скорости.

В общем, силы оказались равными. Адам несся по улице и не желал уступать ни пяди, понимая, что это чревато. Слегка остывший, но все еще злой Василий в свою очередь понял, что задуманного удара не получится. Тогда, не снижая темпа, он исхитрился перегнуться туловищем вперед и таким образом выиграл несколько заветных сантиметров. Но вместе с тем и место для удара переместилось с между лопаток до пониже спины.

Малые дети, игравшие на то время у подъездов, тут же донесли старшим, что дядя тракторист Василий голышом гонится за дядей алкашом Адамом и бьет его палкой по ж… Малые дети не врали, да только им никто не верил. Потому как, выбежав на улицу, ничего подобного там не находили. А уменьшающееся вдали облачко пыли в расчет, естественно, не бралось.

Мужики тем временем промчались по центральной магистрали и вынеслись за поселок, где обогнули изгиб реки и попали на обширный луг. Здесь Адам почувствовал, что запасы спасительного гормона иссякают.

Поэтому, завидев по центру луга геодезический сигнал, сделал предфинишный рывок.

Геодезический сигнал представлял собой деревянную вышку с крошечной площадкой наверху, в центре которой возвышался столбик-штатив.

Не снижая скорости, Адам подлетел к триангуляционному пункту и дикой кошкой вскарабкался на самую его верхотуру.