Это инстинкт. Сработавший в неподходящее время. Сделав шаг назад, он нащупывал пистолет, вместо того чтобы взмахнуть винтовкой наотмашь. Единственная остававшаяся у него секунда потрачена впустую – все кончено.
Оказывается, что нет.
В бою Паркс максимально сконцентрирован. Это происходит бессознательно, такому трюку его никто не учил. Но это факт. Он делает работу, которая находится перед ним, поставив все остальные мысли на паузу.
Поэтому он забыл о голодной малышке, пока она вдруг не возникла прямо перед ним. Она оказывается между ним и нападавшими. Размахивая тонкими руками, Мелани издает пронзительный боевой клич.
И голодные останавливаются с головокружительной внезапностью. Их глаза расфокусированы, а головы начинают грустно – или неодобрительно – качаться влево и вправо. Они не смотрят больше на Паркса. Они не ищут его.
Паркс знает, что голодные не охотятся и не едят друг друга. Не считая детей в классе, он никогда не видел, чтобы голодный вел себя так, будто знает других голодных. Они одиноки в толпе, у каждого своя потребность, свой голод. Они не вьючные животные. Они одиночки, сбившиеся в стаю только потому, что у всех одни и те же раздражители.
Поэтому он всегда считал, что они не чувствуют запах друг друга. Феромоны людей сводят их с ума, но запаха других голодных они не чувствуют. Их просто нет на радаре. Он понимает в эту окоченевшую секунду, что был не прав. Они, должно быть, чувствуют запах здесь-ничего-нет-жди-дальше, когда вокруг голодные. И он выключает их так же молниеносно, как запах людей включает.
Малышка замаскировала его. Ее химикаты заблокировали его всего на секунду или две, и голодные потеряли след феромона, который вел прямиком к ее горлу.
Но многие другие, бегущие позади, не сбавили скорость. А те два, которых малышка остановила, опять получили сигнал и навели глаза на цель.
Но рука Галлахера тащит Паркса назад через ворота, которые им удалось приоткрыть.
Они снова бегут, впереди маячит дом. Джустин с разбегу толкает дверь, и она открывается. Они забегают, голодный ребенок, извиваясь между ног, старается обогнать его. Галлахер захлопывает дверь, впустую тратя время, потому что по бокам от нее стеклянные окна от пола и до потолка.
– Лестница! – кричит Паркс. – Наверх!
Они взбегают по ней. Под звуки сумасшедших церковных колоколов, когда стекла разбиваются.
Паркс бежит последним, бросая за спину гранаты, как ожерелья из бисера на гребаном Марди Гра.
Гранаты растворяются за его спиной одна за другой, сотрясая своим лаем весь дом в отвратительном контрапункте. Осколки задевают бронежилет Паркса и его незащищенные ноги.
Последние полдюжины ступеней обрываются и дергаются под ним, как будто он идет по качающейся лодке, но ему каким-то образом удается добраться до второго этажа.
Он падает сначала на колени, затем растягивается на полу во весь рост, пытаясь восстановить дыхание. Они все так делают. Кроме малышки, которая смотрела вниз в пропасть воздуха тихо и спокойно, как обычно делают дети, вернувшиеся после обеденной прогулки. Лестницы больше нет, все взорвано к чертям, и они в безопасности.
На самом деле нет. Нет времени на сидение у костра и обмен историями о том, кто и как увернулся от смерти. Он должен немедленно заставить их подняться.
Конечно, главный вход теперь закрыт, но, может быть, здесь есть и черный вход с отдельной лестницей. Окно разбито. Участок забора покосился неделю или год назад. Гнездо голодных, расположившееся в одной из комнат, зашевелилось, услышав приближающиеся звуки шагов.
Им нужно сделать свою базу безопасной.
Для этого они должны обыскать каждую комнату. Убедиться, что внутри периметра нет враждебных элементов.
Паркс должен признать, что это место выглядит почти нетронутым. Но дверей здесь так много, что шансы нарваться на голодных за ними все же довольно велики. Он не успокоится, пока не проверит, что за каждой из них никого нет.
Они идут по коридору, дергая каждую дверь. Почти все заперты, и Паркса это устраивает. Что бы ни было за ними, пусть там и остается.
Те немногие, что открываются, ведут в крошечные спальни. Внутри стоят больничные койки с регулируемой стальной рамой. Столики с меламиновыми губками. Трубчатые стальные стулья с выцветшими бордовыми седушками. Ванные комнаты настолько малы, что душевая кабина занимает почти все пространство. Дом Уэйнрайта был какой-то частной больницей, в нем не жили люди.
В этих одноместных палатах не поместятся даже двое из них, а разделяться он не хочет. Поэтому они продолжают поиски.
Все это время его мучит вопрос: знал ли ребенок, что может остановить голодных, просто встав перед ними? Или делал это потому, что хотел спасти сержанта?
Он не знает, какой ответ хочет получить. Он висел на волоске от смерти, а малышка спасла его. Он вертит эту мысль в голове, но с какого угла на нее ни посмотреть – она не поддается. Бессмысленное битье головой об стену раздражает его.
Они поворачивают направо от главного коридора, потом налево и в конце концов находят светлый зал, достаточно большой для их нужд. Вдоль стен стоят кресла с прямыми спинками, на стенах нарисованы английские пасторали неизвестных художников. Телеги для сена в основном (Джон Констебл). Паркс безразличен к телегам, но, на его вкус, в помещении слишком много дверей, хотя он уверен, что ничего лучше они не найдут.
– Мы будем спать здесь, – говорит он гражданским. – Но сначала нам нужно проверить остальную часть этажа, чтобы не было сюрпризов.
Последнее в основном относилось к нему и Галлахеру, но чем быстрее они закончат с этим, тем лучше, поэтому он решает задействовать Джустин.
– Вы сказали, что хотели бы помочь, – напоминает он ей. – Помогите с этим.
Джустин колеблется, глядя на доктора Колдуэлл. Нетрудно понять, в чем дело. Она боится оставлять ее наедине с ребенком. Но Кэролайн досталось больше, чем остальным. Она вся вспотела и побледнела и до сих пор не может восстановить дыхание.
– Мы управимся за пять минут. Что с ней может случиться за это время? – говорит Паркс. Он удивлен своим голосом; в нем чувствуется гнев и напряжение. Джустин смотрит на него. Галлахер, кажется, тоже бросает быстрый взгляд.
Ему приходится все объяснить:
– Троим легче оставаться в зоне прямой видимости. Ребенок бесполезен, потому что не знает, что искать. Мы отойдем и вернемся, а они останутся здесь, так что мы знаем, где их искать. Понятно?
– Понятно, – отвечает Джустин, по-прежнему сурово глядя на него. Так мамы смотрят на детей, которые потеряли ботинок и приковыляли домой в одном.
Она становится на колени и кладет руку на плечо Мелани.
– Мы хотим быстро осмотреться, – говорит она. – Скоро вернемся.
– Будьте осторожны, – отвечает Мелани.