Он подтолкнул ее ногу своей.
– У нас вместе хорошо получается.
В его улыбке было немало самодовольства, словно ему нравилось то напряжение, которое возникало между ними. Она воззрилась на его губы. Сейчас она могла думать только о том поцелуе – и невольно гадала, думает ли о нем и Тристан.
– Нам не стоит говорить о том, что было в лазарете?
Оказывается, думает.
– А ты хочешь?
Теперь это он смотрел на ее губы. Его улыбка начала приближаться – и она отвела взгляд.
– Пиппин, – сказала она. Эмоции штопором вонзились ей в грудь при упоминании его имени. – Он… отметил, что я отвлекаюсь. Мне надо сосредоточиться на полетах.
– Ладно, придется спросить. Что с твоим ОРП? Он всегда такой маниакально-депрессивный? – осведомился Тристан. – Ромео за него волнуется. Мы никогда не знаем, будет ли он с нами общаться или станет делать вид, будто нас не существует.
– Признаться, я рада, что он творит такое не только со мной. – Она замолчала, кусая ноготь на большом пальце. – У вас с Пиппином что-то такое было? В ангаре?
У Тристана на скулах вспыхнул румянец, и это не была ее фантазия.
– Что именно? Можешь мне рассказать, – добавила она. – Меня это не колышет.
Ее голос иронично хрустнул.
– Не хотелось бы. Неловко было всем.
– Ладно… – Господи, что там произошло? Пиппин стал приставать к Тристану. Признался ему в своих чувствах? – Что… как…
Тристан увидел, что она совершенно сбита с толку.
– Послушай, когда вы вернулись после беспилотника, был полный бред. Он очнулся на дорожке и решил, что ты погибла. Ромео пять минут не мог унять его вопли. Пиппин тебя любит, Чейз, но, по-моему, у него мозги плавятся. Признаюсь… я тоже был сильно расстроен.
Чейз минуту переваривала услышанное. Когда она представила себе Пиппина таким – сорвавшимся, – ей захотелось в ту же секунду броситься за своим ОРП. Но что она ему скажет?
– У нас у всех мозги плавятся. – Она посмотрела на Тристана. – Было еще что-то?
Тристан не понял ее намека. Или понял – но решил сделать вид, что нет. Его взгляд скользнул по ее шее.
– Это ты мне скажи. Как насчет нашего эпизода?
У Чейз пересохло во рту. Тристан был. Так. Близко. И, похоже, он думал о том поцелуе так же упорно, как она пыталась не думать о нем. Еще одна причина не изливать душу.
– Кейл, – сказала она, снова выныривая с огромной глубины. – Он не хочет, чтобы мы сблизились.
Тристан чуть отодвинулся, хмуря брови. Ей показалось, что он моментально увеличился в размерах, словно неожиданный раздражитель надул ему плечи.
– Ты всегда слушаешься Кейла?
– Ого! А он тебе серьезно не нравится! – сказала Чейз, вписав в уравнение тот напряженный разговор, который она слышала. – Почему? Кейл очень приличный командир. Разве ты не обратил внимание, что он не закручивает здесь гайки? Сколько свободы он нам предоставляет?
Тристан ей не ответил. Его взгляд устремился куда-то вдаль.
– Кейл уже столько раз спасал мою шкуру! Ты даже представить себе не можешь, что он для меня делал. – Ее мысли вернулись в тот день, когда она познакомилась с бригадным генералом. Какой убийственный взгляд он бросил на Дженис. – Я только из-за него согласилась сюда приехать, – призналась она.
– Я понимаю, что у тебя с ним есть связь, но на меня это не распространяется. – Тристан немного помолчал. – Он уже сказал мне, чтобы я к тебе не подходил.
– Что?!
– Я обратился к нему на той неделе. Спросил, что произошло с МАВС. Я надеялся, что, если мы открыто с ним поговорим, я не буду так дергаться в небе. Я чудовищно рисковал, рассказав ему, что каменею в воздухе, и даже признался, что ты мне помогала. Вот тут он и сказал, чтобы я держался от тебя подальше.
– Я его убью!
– Почему? Разве тебе он сказал не то же самое? – Свет тренажера играл на щеках Тристана, ярко расцвечивая его внезапную печаль. – Столько людей погибло! – сказал он. – Мои учителя и друзья. Я даже не знаю, кто уцелел. А кто – нет.
Чейз дотронулась до его груди. Казалось, он готов превратиться в статую, а ей хотелось удержать его рядом с собой. Она придвинулась ближе. Он потянулся к ее лицу, но вместо этого ущипнул за ухо, как тогда в лазарете.
– Зачем ты так делаешь? – спросила она.
– Такое прикосновение кажется самым безопасным, когда я… не могу удержаться.
Такое ощущение было ей знакомо. Именно оно удерживало ее ладонь у Тристана на груди. У него была странная способность внушать ей желание прижаться к нему. Вызывать потребность говорить и слушать. Жар от того, что ей хотелось с ним делать, ощущался как нечто совершенно новое. Как будто она никогда еще никого не целовала.
– Харкорт. – Кейл возник за креслом тренажера, заставив ее вздрогнуть, еще теснее прижавшись к Тристану. Бригадный генерал сузил глаза. – Пройдись со мной. Немедленно.
Кейл молча отвел ее к себе в кабинет. Несмотря на зловещий характер встречи, Чейз почувствовала привычную атмосферу небольшой комнаты, залитой теплым светом: запах кофе, которым буквально пропиталась мебель, переросшие поникшие растения, ряд старых мушкетов на стене (ей всегда хотелось схватить какой-нибудь, упереть в плечо и прицелиться).
Кейл изумил ее, опустившись в мягкое обтянутое кожей кресло – ее кресло – и взяв со стола кружку.
– Садись, – предложил он.
Единственным свободным местом было рабочее кресло у него за столом. Немного поколебавшись, Чейз устроилась на нем, удивляясь новой перспективе. Звездно-полосатый флаг на противоположной стене раньше не был настолько заметным. Чейз приготовила цепочку аргументов, которыми намерена была защищать свою дружбу (это ведь дружба, верно?) с Тристаном, но как только Кейл заговорил, ее мысли разлетелись.
– Мне сказали, что ты ссоришься со своим ОРП.
– Что? Как… – Она уронила руки на колени и впилась в них пальцами. – Кто вам сказал?
Кейл потер глаза.
– Не важно.
– Чертова Сильф! – Руки Чейз сжались в кулаки и нанесли сильный удар. – Я ее у…
– Ты будешь делать то, что тебе говорят, и радоваться, что у тебя есть такой надежный друг, как Гренадин.
– Ага. Радоваться, – проворчала Чейз.
– Я задам тебе два вопрос, Харкорт. Первый: нам нужно устраивать совместную беседу с доктором Ритц?
– Нет, – заявила Чейз. – Я с Пиппином разберусь.
Ее слова прозвучали довольно жестко. Немного мафиозно. Казалось, они повисли в воздухе, демонстрируя ее самонадеянность. Как ей помириться с Пиппином? Каждая ее попытка только ухудшает дело.