Сунув Лере в руки глубокую чашку с яблочным соком и пристроившись на складных текстильных креслицах, которые стояли у мамы в коридоре именно для таких вот случаев, Татьяна Ивановна и Алена развернули листы бумаги.
– Алена очень мне помогла, – сказала Татьяна Ивановна. – Признаться, всю работу она и сделала. Я договорилась, чтобы ее в районный архив пустили, и потом она в райцентр каждый день ездила и в бумагах рылась. Молодец, девочка!
Алена от прозвучавшей похвалы сделалась пунцовой и довольно заулыбалась. Лера заметила, что на Татьяну Ивановну девочка смотрела чуть ли не влюбленными глазами, но не удивлялась. Ее мама была чертовски обаятельной и привлекательной и вызывала интерес у всех, кто имел счастье с ней познакомиться.
Будучи фанатом своего дела и прекрасным рассказчиком, Татьяна Ивановна утягивала за собой в мир истории любого слушателя. Лера знала как минимум пару десятков человек, которые выбрали делом своей жизни искусствоведение или историю только потому, что первые уроки по этим наукам получили от мамы, которой она так гордилась.
Алена начала взахлеб рассказывать, что ей удалось узнать про Ланских, освежая в памяти ту информацию, которая с самого начала хранилась в экспозиции музея, и добывая что-то новое в архивах.
Усадьба, в которой уже много лет директорствовала Татьяна Ивановна, была построена в XVII веке. Ее первыми владельцами, благодаря которым появились и барский дом, и храм, и березовая роща, и все дворовые постройки, были Артемий Болдырев и его сын Федор.
Поместье они получили в конце пятидесятых годов XVII века, и вскоре здесь развернулось крупномасштабное строительство, для которого был даже приглашен известный в ту пору ценинник Степан Полубес. Лера с матерью быстро переглянулись. Так как Болдыревы были людьми крайне набожными, то заложили в своем поместье высокий теплый храм, просторный, с колокольней, высоко поднявшейся над окрестными полями и видной за двадцать километров.
У Федора Болдырева родился сын Василий, три сына которого – Гавриил, Давид и Матвей – были утверждены Герольдией правительствующего Сената в древнем столбовом дворянстве в связи с тем, что они представили документы о древнем дворянстве, датируемые 1695 годом. Фамилию Болдыревых внесли в Родословные книги Дворянского депутатского собрания губернии, а в 1848 году имение было передано одним из их потомков – предводителем уездного дворянства Александром Болдыревым – в качестве приданого дочери Анастасии, вышедшей замуж за графа Ланского. Будущему мужу Натальи Гончаровой-Пушкиной Петру Ланскому он приходился троюродным дядей.
С этого момента вся история усадьбы уже неразрывно связана с фамилией Ланских. С ними связан и ее расцвет. Будучи сторонниками капиталистических способов ведения сельского хозяйства, Ланские всесторонне развивали усадьбу и ее промышленность. Они даже создали обширную программу по обмену опытом между владельцами соседних имений. Ланские продавали рожь и овес, разводили молочный скот, построили маслодельню и сыроваренный завод, продукция которых поставлялась не только в губернию, но и в Санкт-Петербург. В имении было развито пчеловодство по знаменитой системе Левицкого, разводились породы российских, итальянских и английских кур.
Дети Ланских имели лишь две стези – военную или сельскохозяйственную, – по которым и шли, в зависимости от склонности характера и проявляемых интересов. После революции имение было национализировано, часть Ланских разделила участь многих дворян того времени и уехала в Париж. Часть погибла в послереволюционном лихолетье, часть рассеялась по городам и весям России, сменив громкую фамилию и скрывая свое высокое происхождение.
За их спинами была и русско-японская война, и революция девятьсот пятого года, и полыхающие фронты Первой мировой, и голод двадцатых годов. Офицеры Ланские участвовали и в белом, и в красном движении. Потомки Ланских, оказавшихся в эмиграции, были живы по сей день, и несколько лет назад одна из них – Мария Ланская, так и не вышедшая замуж и не сменившая фамилию предков, – даже приезжала в усадьбу из Франции.
Старушка с невообразимо прямой спиной, понимавшая по-русски, долго бродила по залам барского дома, рассматривала фотографии, со слезами на глазах трогала старые игрушки в детской, когда-то принадлежавшей ее отцу. От нее Татьяна Ивановна узнала, что по французской ветви Ланских ныне здравствуют военный, инженер, юрист, журналист, а также ученый, занимающийся научными аспектами маслоделия, как когда-то его предки.
В России последним носителем фамилии стал Павел Ланской, директор расположенного в губернском центре молочного завода, скончавшийся в 1927 году в возрасте шестидесяти трех лет. Было известно, что его единственный сын Александр, воевавший в Красной армии, сменил фамилию, за что отец его проклял и не хотел видеть до последних своих дней. Какую именно фамилию носил Александр и его потомки, история умалчивала. Известно было лишь, что незадолго до революции он женился на девице Ольге Поповой, дочери местного священника. Информация о Ланских, оставшихся в России, в архивах отсутствовала.
– А это и есть самое интересное, – заметила Лера, по-прежнему покачиваясь в гамаке и пожевывая сорванную травинку. – Я не думаю, что старушка, божий одуванчик, которая приезжала сюда три года назад, вдруг узнала про изразцы Полубеса и вознамерилась во что бы то ни стало их заполучить.
– Ну да, даже если она успела найти тут сообщников, руководить ими из Франции довольно трудно, – согласилась Татьяна Ивановна.
– А вдруг остальные Ланские из Парижа присылали ее сюда на разведку? И кто-то другой приехал вслед за ней и теперь занимается тем, что нас изводит? – высказала предположение Алена.
– Сложно, – с сомнением откликнулась Лера. – Меня когда-то дед учил, что сложные конструкции всегда нежизнеспособны и что все происходящее имеет самое простое объяснение. Этой французской ветви очень непросто предпринимать что-то в рамках нашей действительности. Они реалий местных не знают, а потому попались бы уже сто раз. Нет, скорее всего, безобразничают именно потомки Александра Ланского, сменившие фамилию, но не утратившие интереса к своей бывшей усадьбе и ее секретам. И тот, кто все это затеял, очень хорошо нас знает, раз имеет возможность подбрасывать нам сюрпризы. Я просто убеждена, что он внимательно следит за нашей реакцией и предпринятых действиях.
– Ужас какой! – поежилась Татьяна Ивановна. – Получается, он за нами следит?
– Думаю, да. И это-то и есть самое неприятное. Олегу вчера Дима Воронов звонил. Он все пытается найти внучку дедушкиного шофера, Тихона Демьяновича. Старую квартиру после его смерти она продала, где живет – неизвестно, и фамилию ее по мужу никто не знает. Но Дима сказал, что все равно ее отыщет, просто на это времени побольше нужно. Он уже все запросы необходимые сделал.
– Думаю, что скоро мы узнаем ответы на все вопросы, – сказала Татьяна Ивановна, – я как-то привыкла доверять органам правопорядка. Не могут же они убийство Валентина не раскрыть.
– Ладно, поживем – увидим, – философски закончила разговор Лера и начала выбираться из гамака. – Степка, Антошка, идите ко мне, расскажите хоть, как вы тут время проводите. Шкодите, поди?