Рядом так же тихо плачет Иннис…
* * *
Мы с ней хороним Марту на кладбище Торрина.
Там, под белой плитой лежит Мишель. Там же, рядом с ней, бок о бок, положат и плиту черную.
И напишут — Марта Фейль.
Пройдут века, надпись сотрется, сотрется и память. А плиты останутся. И никто не разлучит двух сестренок. Она заслужили свой покой.
Рик и Анри плачут, не скрывая слез, тетя Мира вообще слегла, Рене и Карли расстроены, маленький Рик неспокоен на руках у Иннис.
— что дальше? — спрашивает Анри, когда на могилу падает последняя лопата земли.
Я пожимаю плечами.
— Дальше то, за что было уплачено. Жить. Рожать детей, воспитывать их, править королевством…
— Любить и радоваться жизни.
Иннис тихо подходит и становится рядом.
— Да, и это тоже, — я привлекаю ее за плечи к себе.
— А сын?
— Пусть побудет здесь — до года. Потом я заберу его во дворец. Придумаю как.
Иннис согласно кивает.
— Девочки пусть тоже собираются. Пора их выводить в свет, искать женихов… жизнь продолжается! А смерть… некроманты мы — или нет? Когда‑нибудь мы с Мартой обязательно увидимся.
Я подхожу к могиле, опускаюсь на колени — напоследок.
— До свидания, мама…
И вспышкой — сквозь миры и пространство! До боли в полуослепших глазах, до искр, до шока…
Больше всего это похоже на поляну.
Большую, зеленую, поросшую мягкой травой, в которой виднеются головки ромашек. И две девушки на ней.
Одна — невысокая, светленькая, смеясь, плетет венок, вторая, с длинными черными косами подает ей цветы. И вскоре венок оказывается у нее на голове.
— Так‑то лучше…
Сияние солнца, смех, кусочек покоя… и когда вторая девушка на миг оборачивается — я вижу лицо Марты. И озарением узнаю в светловолосой — Мишель?!
На портрете она совсем иная. А здесь — счастливая.
Правда ли это?
Или нет?
Оглядываюсь.
Меня вежливо оставили одного на кладбище. Но сейчас мне уже спокойнее.
Они — там, далеко. И они счастливы, я знаю. А будем ли там и мы с Иннис?
Если окажемся достойными.
Что ж, я постараюсь.
— Мама, а что было потом? — маленькая девочка требовательно смотрит на женщину, которая рассказывает ей сказку.
— А потом они жили долго и счастливо. Заговорщиков уничтожили, чтобы такое больше не повторялось. И его величество стал править долго и счастливо.
— Вместе с женой?
— Конечно. Нельзя ведь оставлять тех, кого любишь. С ними надо быть рядом.
— А некромантов по — прежнему ненавидели? — вторая девочка думает не о любви, а о чем‑то еще.
Близнецы, а такие разные? День и ночь.
— Король сказал, что случившееся с ним — из‑за проклятия. Если его народ не хочет, чтобы ими правил такой короля — он поймет. И когда его сын вырастет, уступит престол ему.
— И уступил?
— Народ не согласился. Все решили, что это очень романтично — пожертвовать собой и троном ради любви. Так что никто его не отпусттил. Ни в какое изгнание.
— А у короля с королевой потом были дети?
На этом месте я решаю вмешаться.
— А спать тут никто не собирается?
Лучше бы и не вмешивался. От визга хочется зажать уши.
— Папа!!!
— Папочка!!!
И на шее у меня повисают два мелких визжащих комочка.
Мои дочери.
Марта и Мишель.
Крепко обнимаю их и подмигиваю супруге.
Мы с Иннис женаты уже больше десяти лет, а ничего не изменилось. Был бы я верующим — каждый день в Храм бы бегал, благодарил за милость. За каждую из проведенных вместе минут.
Зато многое поменялось в наших странах.
Забавно, но Раденор и Риолон сильно сплотило то приснопамятное покушение. Раденорцы оценили жертву ради любимой женщины, а риолонцы разозлились. Как так? Покушение на королеву — риолонку?! И король закрыл ее собой?
Может, не такая уж он и сволочь?
Вообще‑то именно такая. Но кого интересует мнения чиновников. Не давай им воровать — и точно будешь сволочью. А там и покушения, и чего только не было…
Пытались убить и меня, и Иннис, и Рика — что ж. Это жизнь. А легкой и спокойной ее сделать никто не обещал.
Пока у нас с Инни было две девочки — обе черноволосые, голубоглазые, похожие и на меня, и на мать одновременно. Рик, кстати, их не ревновал. Скорее, обожал. Две юные демоницы это чувствовали и вили из него веревки.
Какая там ревность?
Иннис относилась к мальчику, как к сыну, а он вполне искренне называл ее мамой. Другой‑то он и не знал. Хотя о еще одном ребенке мы задумывались. Должен же кто‑то наследовать Андаго? А то Тиданн никакого покоя не даст. Ни здесь, ни за гранью.
— Вы спать собираетесь?
Укладываю демонят в кровать. Да, в такие моменты и сожалеешь о демонской крови в себе. Вот были бы тихие, скромные, послушные дочки, глаз от земли не поднимающие… ужас какой!
А ведь их еще замуж выдавать… и за кого? Теваррцы заранее шарахаются, наши придворные… я бы тоже не сказал, что все довольны и счастливы… потому как кровь не замкнешь. А демонскую — особенно. Чего уж там, если одна из девочек некромантка от рождения, вторая — воздушница, а у сына дары и оогня, и некромантии, как и у отца?
Что‑то еще у вннуков будет? Страшно даже представить…
Крепко целую малявок на ночь и увлекаю супругу из детской.
— А Рик где?
— Он сегодня лег спать пораньше.
— Хм — м… дорогая, а это никак не связано с тем, что у герцогини Карлейн загорелось платье? При всем народе?
— Разумеется нет! — Иннис лжет с абсолютно честным видом. — платье — отдельно, спать — отдельно. И тут же меняет тему. — А у тебя что нового за день?
— Рене прислал письмо.
— Да? Что случилось?
— Он решил, что нагулялся и встретил женщину своей мечты.
— Надо будет посмотреть на нее…
— Она тоже риолонка, сирота, правда, баронесса…
— Был бы человек хороший…
— Был бы — человек, — усмехаюсь я. Старая рана иногда напоминает о себе в самый неподходящий момент.