– Мне пришлось рискнуть, госпожа, – сказал агент. – Я, как и прежде, старался не засветиться, но я не уверен, что мне это удалось. Возможно, теперь Сопротивление знает, кто я на самом деле.
– Это не страшно.
– Я так и думал, – Гюрза выдохнул с облегчением. – Вы не представляете, госпожа, насколько меня радует тот факт, что больше не нужно возвращаться в подвалы, что теперь я могу постоянно быть рядом с вами, Арианна…
– Ты не понял, Гюрза, – Арианна смерила агента холодным взглядом. – Твоя миссия пока не закончена. Ты вернешься на базу и сделаешь еще одно важное дело. Узнаешь все о людях-индиго.
– Я… – Гюрза обмер, – не смогу, госпожа! Я погибну!
– Будем надеяться, что ты не засветился.
– Но это не так! Я почти уверен, что меня смогут опознать! Возвращение на базу для меня – верная смерть! За что, госпожа? Почему вы хотите моей гибели?!
– У нас нет выбора, Гюрза. Ни у тебя, ни у меня. Ситуация вновь изменилась. И очень сильно изменилась.
– Госпожа, но…
– Молчи, Гюрза! – Арианна повысила голос. – Если ты добудешь достоверную информацию, возвращаться в подполье тебе не придется. И я добьюсь присвоения тебе звания серпиенса первого уровня. Обещаю. И больше никаких возражений. Иначе смерть. Это тебе понятно?
– Да, госпожа, – Гюрза окончательно сник. – Хотя смерть мне обеспечена в любом случае.
Арианна ничего не ответила. Она лишь взглядом указала на дверь своих апартаментов. Гюрза поклонился и вышел.
А выйдя, едва не завыл, как раненый волк. Такой чудовищной подставы от Арианны он никак не ожидал. Все понятно: ситуация изменилась, обстоятельства диктуют, проблемы давят, но разменивать ценного агента, как никчемную пешку, разве это правильно?!
Да, Гюрза с самого начала предполагал, что такое может случиться. Да, он не обольщался, когда Арианна приблизила его к себе. Он отлично понимал, что ее интерес к человеческим чувствам это лишь эксперимент, попытка вникнуть в суть проблемы и получше понять психологию противника. Насколько бы Арианна ни вошла в роль исследователя, она и не думала полностью погружаться в загадочное для нее море любви. Так… побродить по полосе прибоя и потрогать воду кончиками пальцев, не больше. Ведь она серпиенс, и этим все сказано. Для нее важнее карьера, дело, интересы клана, преданность ему, пусть сам клан и не отвечает ей взаимностью. Но важнее всего, вместе взятого, для Арианны верность императору, Великому Дракону. И где в этом плотном ряду место для какой-то там любви? Ни одного мало-мальского просвета. Даже для любви к равному себе по происхождению нет зазора, что уж говорить о человеке.
Гюрза вышел на приемную площадку, сел в машину, завел двигатель, но с места не тронулся. Гюрзе отчаянно хотелось пожить еще хоть немного. Хотя бы лишние пять минут. Агент и в самом деле считал, что возвращение в подвалы станет его последним подвигом. Причем подвигом непродуктивным, бессмысленным, чем-то вроде ритуального самоубийства во славу хозяйки и в знак своей верности ей. Примерно так.
«А чего ты хотел? – Гюрза горько усмехнулся. – Предателей рано или поздно предают самих. Все в мире в конце концов уравновешивается. В противном случае мир давно дал бы сильный крен на борт и пошел ко дну. Пришло твое время подтвердить эту истину, агент Гюрза. Время умирать. Или побеждать и жить вечно. Первое вероятнее».
* * *
С момента, когда до Учителя долетел слушок о скором начале новой фазы борьбы с чужаками, не прошло и суток, но лейтенант уже начал замечать, что на базе формируется атмосфера нездорового ажиотажа. Именно нездорового.
Заскучавшие без дела бойцы суетились, сновали по отсекам, готовили оружие, снаряжение и срочно наводили порядок в кубриках. Вроде бы нормальные приготовления. Так бывало и раньше. Но раньше в горящих глазах людей не светилась искорка какой-то обреченной готовности выйти на поверхность и тут же умереть за правое дело. Раньше бойцы уходили в рейды, чтобы побеждать, шли именно на ночную охоту. Теперь же они явно готовились к чему-то другому. Не к охоте, а к героическому самопожертвованию.
Причем в половине случаев людей явно не интересовало, унесут ли они с собой в могилу хотя бы одного вражеского солдата. Половине бойцов просто до такой степени осточертело сидеть в подвалах, что они не скрывали своих чувств и даже открыто говорили: «Лучше быстрая смерть наверху, чем медленная под землей». И этот нюанс Учителя крайне обеспокоил.
Психологическая установка на «последний и решительный бой» никак не вязалась с прежними замыслами командования, которое давно рассуждало, что новое контрнаступление возможно, но лишь когда будет накоплено достаточно сил. И вдруг за какие-то сутки все опять встало с ног на голову. Как тогда, в августе четырнадцатого. Учителю сходство ситуаций представлялось очевидным. Во-первых, получалось, что «накопление сил» стало только фигурой речи. Силы копили бойцы, которые имелись в наличии, а не Сопротивление в целом, никакого существенного пополнения оно не получало вот уже несколько месяцев. Во-вторых, у Сопротивления так и не появилось никакого эффективного оружия. Сотня спасенных из Глубинного-2 «Пилигримов» не в счет. В-третьих, никто не провел нормальной разведки и, похоже, проводить ее даже не собирался.
Если сложить все эти факты, получалось, что назревает новая авантюра, причем все это понимают, но признавать ошибочность новой вводной просто не хотят. Все как и в прошлом августе. Сопротивление с упорством помешанного пыталось наступить на те же грабли. Или же кто-то снова его к этому подталкивал. Нетрудно догадаться, кто.
«Провокатор, конечно, и это опять тот же самый тип. Непонятно лишь одно, на кого он собирается спихнуть вину за новый разгром? Или он рассчитывает, что оправдываться будет не перед кем. Рассчитывает, что на этот раз Сопротивление будет уничтожено окончательно, до последнего бойца? Что ж, это вполне возможно. Наши ресурсы исчерпаны, подкрепления нет, моральный дух подорван, сочувствия к нам у инертного населения почти не осталось. Мы – тупиковая ветвь человечества, осадок исчезнувшего мира. Заноза, которая мешает и чужакам, и своим. Если все так, то бойцы с блеском камикадзе в глазах абсолютно правы. Нам остается только выйти на поверхность и принять последний бой. До последнего бойца. А дальше хоть потоп».
Несмотря на позднее время (шел третий час ночи), Учитель сходил в кадровую службу пообщаться с братом, а заодно заглянул в парк, переговорил с одним знакомым механиком. Если учесть дневные вояжи Учителя в хозяйственную часть и в арсенал, получилось, что он обошел по кругу почти весь бункер. И везде творилось примерно одно и то же. Никто не спал. Все готовились к героической гибели.
Так что обстановка не только беспокоила, но и удручала. Да еще из головы никак не шел короткий, но неприятный разговор с капитаном Рабиновичем. Его недвусмысленное предупреждение лишь поначалу показалось Учителю лишним очком в копилку доморощенных сыщиков. Когда лейтенант справился с эмоциями и оценил ситуацию более трезво, он понял, что на самом деле хитрый Рабинович не сказал и не сделал ничего, что могло скомпрометировать его шефа. Ну поговорил. Ну предупредил. Попросил не мешать профессионалам. Формально все честь по чести. Заподозрить, что Рабиновича подослал провокатор, то есть Дед, теоретически можно, но на практике это недоказуемо. Так что вместо очка сыщики заработали только потенциальные неприятности. Одно дело, когда им намекали, другое – когда предупредили прямо. Как говорится, разные меры пресечения.