Общая военная служба и отношение к другим народам как к врагам или враждебным субъектам должны были послужить развитию у народа цинь склада ума по принципу «мы и они». Он принял материальную форму в широко распространенной практике на протяжении периода возведения стен вдоль границ между царствами. Точно так же отход от династии Цинь, согласно Жи-шу, потребовал ритуала изгнания нечистой силы, подобного ритуалу, исполняемому ради тех, кто покидал свой родной город26.
Все более ясное деление между государствами, как кажется, достигло кульминации в десятилетия, непосредственно предшествовавшие объединению. Автор главы Лай минь из политического трактата позднего периода Сражающихся царств под названием Шан Цзюнь-шу («Книга правителя области Шан»), написанного приблизительно в 250 году до н. э., настаивает на том, что только уроженцев царства Цинь нанимали на службу в армию, а новых переселенцев следовало занимать на сельскохозяйственных работах. Несколько позже циньские министры предложили изгнание иностранных чиновников и советников, утверждая, что все они были шпионами на службе государств своего происхождения. Министр Ли Сы оспорил и развенчал эту политику изоляции от иноземцев, а когда по воле первого императора при дворе Цинь появился философ Хань Фэй, этот министр выступил против него. «Хань Фэй находится в родстве с императорской семьей Хань, – сказал он. – Теперь ваше величество вознамерились объединить все китайские царства, но Фэй до конца своих дней будет служить династии Хань, а не Цинь. Такова уж человеческая натура… Проще всего было бы найти какие-нибудь нарушения законов и использовать их в качестве предлога для его казни». Аргумент Ли Сы, обоснованный утверждением о том, что преданность своему собственному государству остается врожденным человеческим чувством, стал для Хань Фэя роковым – его казнили27.
Данный пример из жизни, пусть даже, по всеобщему признанию, редкий, внушает сомнения по поводу утверждений современных ученых Китая, считающих объединение Сражающихся царств естественным и неизбежным результатом растущих объемов торгового и культурного обмена между этими царствами. Наоборот, на протяжении всего периода Сражающихся царств наблюдался постоянный подъем националистических или местечковых настроений, причем максимальный их всплеск приходится на самое его окончание. Некоторому смягчению этих тенденций посодействовали непоседливые древние мыслители, переселявшиеся от одного царя к другому в поисках знаний, покровительства или официального поста. Тем самым они развили приверженность монархов делу расширения территории обитания «всех под Небесами»28. На самом деле враждебное отношение к иноземцам при дворе Цинь вполне могло возникнуть в форме своеобразной реакции на крепнувшую власть иностранных «приглашенных министров», которые вытеснили представителей всех остальных группировок при дворе.
Четкое самоопределение народа цинь как подданных обособленного царства к тому же затуманивалось из-за постоянного смещения его границ, происходившего на протяжении этого периода китайской истории. Вдоль новых линий границы, которые смещались, приходилось возводить даже мощные заборы от соседей29. Однако в сухом остатке, осмелимся утверждать, преобладающая тенденция среди Сражающихся царств перед их самым концом состояла в обострении раздела между нациями, а встречные тенденции сводились к космополитизму их образованной элиты.
До сих пор мы имели дело с Шан Яном как автором реформ, обеспечившим династии Цинь ее преимущественное положение, и как во многом с вымышленной фигурой, материализовавшейся в более поздних трактатах китайских мыслителей как источник или олицетворение особенной культуры Цинь, покрытой мраком дикости. Он к тому же послужил создателем настольной книги по формулированию политической мысли и методов, известного как «Книга правителя области Шан» (Шан-цзюнь игу). Данный трактат был по большому счету составлен после его смерти, часть его, возможно, уже при династии Хань. Однако название трактата выбрано совсем не произвольно, поскольку в его ключевых главах содержится теоретическая систематизация принципов, лежащих в основе учреждений Шан Яна и, следовательно, царства Цинь заключительного этапа периода существования Сражающихся царств. В ряде глав якобы представлены настоящие положения политики или законы государства Цинь, но к самым важным из них относят те, что касаются фундаментальных принципов, на основе которых должно функционировать идеальное Сражающееся царство30.
Архиважным называют принцип единства армии и земледельческого населения, который обеспечивает всеобщую мобилизацию государства на ведение войны: «К средствам, которыми правитель поощряет своих людей, относятся продвижение по службе и присвоение очередного разряда; к средствам возвышения государства следует причислить сельское хозяйство и войну»31. Такое видение пронизывает весь этот труд, в котором автор постоянно возвращается к теме того, как поощрять людей, посвятивших себя сельскому хозяйству и войне: удостаивать вознаграждений за успехи в их деле и подвергать наказаниям за бедствия, устроенные их нерадивым отношением к нему.
«Притом что народных желаний не счесть, доход поступает из одного лишь [источника], если народ не объединить, удовлетворить все его желания никак не поучится. Поэтому следует его объединить, а потом направить народную энергию в нужное русло. Ваша сила возникнет из сосредоточения энергии народа. Нарастив мощь своего народа и используя его энергию, вы удвоите свою мощь. Поэтому государство, способное вызвать энергию народа и лишить его ее, называют «атакующим врага государством», и оно всегда располагает мощью. Лишите народ всех личных средств, с помощью которых они могут воплотить свои честолюбивые устремления, откройте единственные ворота для удовлетворения его желаний, сделайте так, чтобы народ сначала сделал то, что он ненавидит, и только потом дайте ему удовлетворить свои желания. Вот тогда у него накопится огромная воля»32.
Когда сельское хозяйство остается единственным источником мощи («единственными воротами») и вся она уходит исключительно на войну, народу на службе государству будут грозить увечья и гибель (то, «что он ненавидит»). Сосредоточивая усилия всего народа на двух этих делах, государственные чиновники накапливают мощь и людские ресурсы, необходимые им для ведения войны. Толковый правитель помогает народу «забывать о своей жизни ради их сюзеренов», прививает «радость от участия в войне», и его подданные «ведут себя как голодные волки при виде мяса»33. Все остальные человеческие ценности или занятия считаются угрозой государственному порядку.
Эти угрозы могут встречаться под описанием «паразитов» или «пороков»: «шесть паразитов» (стремление беспечно пожить на склоне лет, бездумная трата зерна, пристрастие к красивой одежде и вкусной еде, любовь к предметам роскоши, пренебрежение своими обязанностями, стяжательство); «десять пороков» (ритуальная «благопристойность», музыка, классические памятники, «сыновняя почтительность и братская любовь», «гуманность», бескорыстие, красноречие, острый ум и т. и., то есть нормы обычного права, культурные традиции и конфуцианские принципы); или «двенадцать паразитов» (обряды, музыка, оды, история, нравственная культура, сыновнее благочестие, братская любовь, искренность, благосклонность, долг, критика военной службы и стыд от ведения войн)34.