Несколько десятилетий спустя автор Ши-цзи в более точном первично-этнографическом очерке, посвященном обычаям хунну, описал животных, которых они разводили, их методы предсказания судьбы, их главные государственные жертвоприношения и похоронные традиции, заключение ими устных соглашений вместо письменных и количество слов в их языке. Однако в этом труде все еще дается определение хунну как полярной противоположности китайцев. Он начинается с обычной ссылки на их подвижность и существование за счет разведения ими стадных животных. За рассуждениями по поводу питания хунну мясом и ношения меховой одежды тут же следуют обычные нападки на кочевников за их признание одной только молодости и силы с презрением к старости. Автор Ши-цзи Сыма Цянь тоже не смог удержаться от стандартного отступления в форме китайского морализаторства, обратив внимание на то, что сыновья хунну брали в жены своих овдовевших мачех, а братья – вдов погибших родных братьев. Вторя авторам более древних летописей с описанием боевых качеств кочевников, он отмечает, что хунну не считали позорным отступление, когда сражение развивалось по неблагоприятному для них варианту. Сыма Цянь превращает это эмпирическое наблюдение в нравственное противопоставление китайцев, связанных чувством долга, и кочевников, признающих только собственный интерес15.
Оценку этих двух народов через взаимное противопоставление он, как бы то ни было, не всегда ставит это в упрек хунну. Сыма Цянь приводит аргументы, относящиеся к китайцу Юэ Чжунхану, который перешел на сторону хунну и помог им в борьбе с династией Хань. Он обосновал необходимость предпочтения хунну молодости над старостью и создание семьи с вдовами родственников, а также обратил внимание на лишенные напряжения отношения между вождем хунну и его подданными, отличающиеся от отношений при жесткой иерархии китайского двора. В таком ракурсе описания обычаев кочевников становятся способом осуждения некоторых китайских традиций.
Сыма Цянь занимал примерно такую же позицию при изложении своих взглядов на юридическое право хунну: «Те, кто в мирные времена вытягивает свой меч из ножен на фут, приговариваются к смертной казни; у осужденных за воровство хунну отбирали всю их собственность; допустивших незначительные преступления приговаривали к порке; и виновных в тяжких преступлениях казнили. Никого не держали в тюрьме в ожидании дольше десяти дней, и количество заключенных в тюрьмах мужчин во всей стране можно было пересчитать по пальцам»16. Здесь простые принципы и справедливые наказания в соответствии с уголовным правом хунну повторяются в упрощенном кодексе, принятом основателем династии Хань, но радикально отличаются от всех сложностей и жестокостей юридической практики собственных дней Сыма Цяня.
Чао Цунь утверждает, будто территория обитания хунну служила «местом накопленного энергии инь [мрака и холода]. Кора на деревьях здесь составляла 3 дюйма (7,5 сантиметра) толщиной, а слой льда достигал целых 6 футов (1,8 метра). Народ питается мясом и пьет кумыс. У них толстая кожа, а животные обрастают густой шерстью, таким образом, натура людей и животных адаптирована к холоду»17. В этом анализе (на основе подразумеваемой триады с югом в качестве предельного ян и Китая как уравновешивающего центра) прослеживаются различия между народами в отношении к законам вселенной.
К началу периода Сражающихся царств ряд созвездий соотносили с определенными государствами. В своем трактате Сыма Цянь расширяет эту традицию на кочевников, которые стали земными воплощениями подобранных для них созвездий. Двуединое представление о мире, или деление мира по признаку культуры и политики, вновь появилось в структуре Небес с разделительной линией Небесного Маршрута, соответствующей границе между китайцами и кочевниками. Опираясь на данный принцип, Сыма Цянь истолковал многочисленные астрономические события, зарегистрированные в конкретных районах, как указания судьбы в сражении двух соперничающих держав18.
В отличие от периода Сражающихся царств, когда первичное деление в китайской сфере осуществлялось по определяющим признакам местных традиций, представление о мире, населенном кочевниками и китайцами, только-только формировалось, но важный шаг китайские ученые уже сделали. В основу своих доводов они положили фундаментальную сплоченность единой китайской цивилизации, радикально отличной от цивилизации кочевых народов. При этом деление на области отошло на второй план. Впервые Китай упоминается как некое единство народов после изобретения их деления на китайцев и кочевников, и в более поздние периоды истории данная дихотомия считалась главным признаком китайской цивилизации.
Тогда представляется нелепым, что политическое разделение мира на две сферы просуществовало всего лишь несколько десятилетий. Вразрез с увеличением объема дани набеги хунну на китайские территории не прекращались. Отдельные соглашения выполнялись на протяжении считаных лет, а потом они нарушались с очередным вторжением кочевников. По кругу поступали требования о возобновлении мирных отношений и предложения по увеличению дани. Китайцы относили такие рецидивы на характерный признак дикарского вероломства, однако в них отражалась природа государства Хунну. В то время как китайский император выступал в качестве бесспорного главного законодателя, судьи и администратора, власть в государстве хунну ограничивалась делением по признаку родственных уз, сложившимися обычаями и горизонтальным делением на кланы или племена. Шаньюй удерживал власть над своими подчиненными вождями исключительно через постоянные переговоры, на которых он выступал в качестве первого среди равных, а не носителя абсолютной власти. Всеобщее согласие на его диктат зависело от собственных военных успехов и щедрости в распределении боевой добычи.
При такой системе шаньюй не мог себе позволить воздержаться от военных действий неопределенно долгое время. Не мог он запретить своим подданным по собственному усмотрению проводить набеги на соседей, ведь их власть и авторитет вождя точно так же определялся военными успехами и правом на распределение добычи. Иногда они осуществляли набеги из-за напряженных отношений с местными китайскими сановниками, а в другой раз по причине обиды на шаньюя. Политика хэ-цинь себя не оправдала потому, что в ее основе лежала структура власти, которой среди племен хунну не существовало19.
Так как хунну никакие соглашения с китайцами выполнять не собирались, на совещаниях императорского двора все громче звучали призывы к войне. Несколько десятилетий мирной жизни китайцы использовали на создание войска нового образца, основой которого служили конница и вооруженные арбалетами стрелки, которые могли одержать победу над хунну в открытом поле. В 134 году до н. э. император У наконец-то решился разгромить хунну, объявив им войну. Хотя его попытка заманить шаньюя в засаду провалилась, в последующие десятилетия китайские армии продвинулись глубоко на территорию Северо-Восточной Азии, и они нанесли хунну существенный урон в живой силе, а также в поголовье стадного скота.
Однако подданные династии Хань тоже понесли значительные потери, а постоянные военные кампании истощили казну императора, причем решающей победы добиться не получилось. Из-за трудности в доставке предметов материально-технического снабжения и особенности сурового климата никакая армия не могла выдержать в поле больше ста дней, поэтому победы в сражениях никак не оборачивались постоянной оккупацией отвоеванной территории, с которой приходилось уходить на зимние квартиры. Преемники императора У по этой причине отказались от его политики проведения военных экспедиций и вместо этого отсиживались на рубеже обороны, пусть даже отказываясь платить дань. Такая политика себя оправдала, так как шаньюй лишился подати со стороны династии Хань, к тому же он перестал играть решающую роль защитника от вторжений китайских войск. Шаньюй утратил свое прежнее положение, и в 120 году до н. э. мятежный вождь одного из племен хунну перешел на сторону династии Хань с отрядом в 40 тысяч всадников. В последующие десятилетия еще несколько вождей хунну отказались посещать двор шаньюя20. Между 115 и 60 годами до н. э. династия Хань к тому же взяла под свой контроль прежнюю сферу влияния хунну в Восточной Азии (современный Синьцзян).