Рис. 13. Добродетельная женщина с зеркалом и ножом, которым она собирается отрезать себе нос, когда прибудет посыльный от ее правителя

Жена во всех этих рассказах стоит в тех же самых отношениях с родней по мужской линии, что и домашняя прислуга. Как посторонний человек, связанный с родовой клановой группой посредством обмена лояльностью на трудоустройство или признание, она (жена) связана с семейной родословной точно таким же образом, как наемные убийцы и министры были связаны с их владыкой во времена Сражающихся царств. Нет никакого совпадения в том, что крайние поступки, которыми женщины в этих легендах доказывают свое «я», представляются теми же самыми актами самоотречения, через которые образцовые убийцы и лояльные министры Сражающихся царств доказывали собственную преданность своим правителям12.

Отцы в этих рассказах не присутствуют, и их ответственность перед лишившимися матери сиротами никто не называет «долгом перед обществом». Отцам не требовалось сочинять такого рода притчи о правильном поведении, так как они сами служили субъектами родословной по мужской линии и сами пользовались выгодами от ее существования. Отеческая любовь к своим сыновьям (и озабоченность их материальным личным интересом) отвечала их долгу перед обществом. Для женщин, с другой стороны, любовь и долг иногда представлялись противоположными понятиями, и любовь иногда приходилось приносить в жертву долгу. До такой степени, в какой система родства при династии Хань строилась на основе учения классиков, в этой системе женщинам отводилось положение посторонних пришельцев в семью. Их осуждали как нравственно ущербных созданий за пребывание в таком положении, а потом предоставляли возможность искупления грехов через осуждение их привязанностей, отказ от всех интересов и, когда возникала необходимость, уродование себя, детоубийство или даже самоубийство13.

В реальной жизни женщины на каждом шагу успешно опровергали все эти теоретические постулаты. Самые подробные свидетельства того, что женщины располагали возможностью отстаивать собственные интересы, находим в летописях, посвященных политической власти родственников императора со стороны жен и наложниц (свойственники по линии супругов). Точно так же, как матери единолично управляли частными домами с хозяйствами, вдовствующие императрицы приобретали не меньшую власть в масштабе империи в период правления династий Цинь и Хань. Мать первого китайского императора в его юные годы играла главную роль при его дворе. Вдова основателя династии Хань тоже навязала двору свою власть и к тому же протащила в него своих многочисленных родственников. Первые годы императора У на престоле прошли под пристальным контролем его матери. Начиная с четвертого императора династии Восточная Хань на престоле

Китайской империи друг друга сменяли мальчики, дворами которых управляли их матери со своей родней или евнухи, вхожие во внутренние палаты женщин императора. Во многих случаях жены или наложницы императоров руководили своими уже взрослыми сыновьями. Особую известность получил пример императора Чэна (правил в 33—7 годах до н. э.), пребывание на престоле которого отмечено его неспособностью произвести мальчика-наследника, зато, как это следует из рассказов, он убил двух своих наследников только потому, что они угрожали подрывом положения его любимой жены14.

Господство вдовствующих императриц или жен в Китае стало возможным в силу перехода власти от официальной бюрократии к личному окружению императора. С нарастанием сосредоточения власти в личности императора ведением государственных дел перестали заниматься сановники внешних ведомств и участники собраний двора, передавшие свои функции «внутреннему двору». Политические решения, сформулированные в соответствующих указах и прокламациях, стали делом тех, кто сплачивался вокруг фигуры императора. Сначала это были личные секретари, сформировавшие секретариат императора. В какой-то момент еще большим влиянием стали пользоваться евнухи, заботившиеся о телесных потребностях императора, или женщины его гарема со своей родней. Притом что никто из них не обладал формальной властью, эти евнухи и наложницы гарема вершили государственные дела, пользуясь прямым доступом к телу верховного китайского правителя15. Такой порядок сохранялся на протяжении веков уже после свержения династии Хань. При нем секретариат императора превратился в официально признанный центр власти, а вот ему на смену пришли новые учреждения, сформировавшиеся из самых близких императору деятелей.

Половая принадлежность и пространственная структура власти

С древнейших времен китайская политическая власть формулировалась с точки зрения ее направления изнутри на внешний мир. Храмы, дворцы и здания в Древнем Китае и на протяжении всей его истории обносили стенами по внешней их стороне, а первыми зданиями, встречавшимися сразу за воротами, были в основном общественные учреждения, где мужчины вели свои дела. Здесь «свои люди», то есть родственники правителя или работники его хозяйства, принимали гостей из внешнего мира. Когда гость отправлялся в глубь города, здания становились более «закрытыми» и уединенными, а посторонних людей в них не пускали. В жилом районе эти дома служили личными палатами обитавших в них мужчин и женщин. На территории императорского дворца все здания считались жилыми помещениями императора, которые при династии Хань превратились в место пребывания внутреннего двора китайского владыки16.

Самым старинным известным воплощением такого стиля считается храмовый дворцовый комплекс династии Западная Чжоу в городе Фенчу на территории провинции Шэньси17. Въездные ворота в южной стене открывались на парадный передний внутренний двор, вдоль северной стороны которого находилась парадная приемная. Позади этого строения располагались два внутренних двора поменьше, разделенные коридором, ведущим к тыльному залу, где находился храм. В восточной и западной стенах располагались боковые палаты. Таким образом, ритуальная процессия продвигалась вдоль единственной центральной оси через ворота, пересекала внутренний двор и попадала в парадную приемную, продолжала путь по коридору между двумя внутренними дворами и в конце выходила к тыльной приемной, чтобы из нее перейти в храм, расположенный в тыльной части дворцового комплекса.

Сам храм украшали таблички с письменами предков, развешанные в таком порядке, что ближе к входу располагались заветы ближайших предков, а в самой глубине храма устанавливали алтарь, посвященной предку – основателю рода. Следовательно, такое продвижение внутрь строения знаменовало собой к тому же возвращение вглубь, от нынешнего дня через череду предков к истокам правящего клана. Так как власть царей династии Чжоу держалась на том, что они якобы обладали выходом на духовную власть могущественных предков, такое движение внутрь веков к предкам считалось движением как к истокам, так и к центру династической власти18.

Конструктивные принципы этого древнего храмового комплекса периода Чжоу послужили образцом для творцов более поздних китайских дворцов и жилищ, по крайней мере среди элиты. В текстах из Ли-цзи («Книги ритуалов»), Цзо-чжуань и других трактатов времен Сражающихся царств даются описания жилых комплексов, сформированных вдоль точно такой же горизонтальной оси, пролегающей от внешних ворот к частным палатам, минуя различные строения и внутренние дворы. В то время как совсем не сохранилось образцов строений периода Хань, макеты отдельных зданий удалось обнаружить в захоронениях, а изображения обнесенных стенами комплексов, состоящих из череды внутренних дворов и зданий, можно посмотреть на стенах нескольких склепов19.