Хотя Сыма Цянь обещал написать свою историю ради восхваления династии Хань, на самом деле он выразился о правителях этой династии, в частности о ее основателе Гаоцзу и современном ему императоре У, весьма неодобрительно. В отличие от него Бань Гу в своих поэтических произведениях превозносил первых трех императоров династии Восточная Хань как блистательных правителей, если не мудрецов, которые занялись построением конфуцианского государства. Так как после его восхваления правителей Восточной Хань началась критика представителей династии Западная Хань, которых Сыма Цянь тоже оценил весьма невысоко, Бань Гу не преминул позаимствовать большую часть текста Сыма Цяня, хотя и оклеветал его, обвинив во враждебности к правящему дому.
Бань Гу к тому же неодобрительно высказался о Сыма Цяне потому, что якобы «его нравственные суждения во многом противоречили догматам Конфуция». Несмотря на то что Сыма Цянь взял за образец Конфуция и «Книгу чун-цю», он к тому же ориентировался на авторов, не признанных канониками, таких как поэт Сражающихся царств Цюй Юань. Дело усугублялось тем, что Сыма Цянь включил в свой трактат очерк своего отца, в котором провозглашался примат даосизма, поэтому его обвинили в приверженности как раз философии даосов. Наконец, то, что Сыма Цянь присвоил нескольким разделам собственные категории (назвав противника основателя династии Хань по имени Сян Юй правителем, а предводителя мятежа против династии Цинь Чен Шэ – представителем «родового хозяйства»), а также включил кое-где даже хвалебные биографии убийц, разбойников и купцов, было расценено в качестве явного доказательства отклонения от нравственного идеала.
Завершение Бань Гу составления «Книги династии Хань» (Хань-шу) ознаменовало коренной сдвиг в природе китайской историографии. Ши-цзи стал воплощением семейных усилий Сыма Таня и Сыма Цяня, и Бань Бэн тоже написал свою историю как личный литературный труд. Хотя Бань Гу, как его отец, сначала работал в одиночку, и его даже лишили свободы за «неофициальное переписывание истории государства», впоследствии император Мин уполномочил его написать историю династии Хань18. Так определилось появление официальной историографии, которая стала обычной чертой китайских императорских династий.
Власти назначали историков для составления летописей правителей и биографических мемуаров отдельных сановников, и из этих трудов в конечном счете сформировались главы «династических хроник». Управление истории Восточной Хань располагалось в Восточной конторе Лояна, и там сохранился фрагмент собрания биографий, составленных под надзором секретарей этого управления, озаглавленный Дунгуань ханьцзи («Летопись династии Хань из Восточной конторы»). Бюрократизация составления официальной истории до такой степени, достигшая высшей точки при династии Тан, вызвала серьезное снижение достоверности династических хроник.
Наряду с Сыма Цянем еще одним великим писателем эпохи императора У считается Сыма Сянжу (ок. 180—117 до н. э.), который развил поэтический язык до такого предела, чтобы можно было выразить идеал всеобщности. В его «гимнах» звучали темы из «Песен царства Чу» (Чу-цы), прежде всего полеты в компании богов и бессмертных созданий, а также романтические встречи с богинями. Использование необычных графов для описания экзотических существ, минералов и растений связало его поэзию с темой подати – подношения правителю редких предметов в качестве признания его власти. Через свои стихи и очерки Сыма Сянжу обращает внимание на власть слов, способных означать проклятие, наложенное на читателя, или даже порождение несуществующих предметов. То есть на власть, связанную с религиозным применением языка, из которого возникает красноречие гимна19.
На протяжении практически всего периода Западной Хань, когда поэзия считалась, прежде всего, достоянием двора, Сыма Сянжу признавали величайшим писателем своего времени – суть образцом поэта. Однако с возрождением конфуцианского канона от многих аспектов его искусства при дворе императора отказались, и эта тенденция нашла воплощение в судьбе Ян Сюна (55 до н. э. – 18 н. э.). В юности Ян Сюн писал оды, в которых он перенял и стиль, и сюжеты Сыма Сянжу. Однако позже, прожив какое-то время, он отказался от такой стихотворной формы, так как в ней недоставало нравственной значимости и потому, что ее фантастические образы и романтизированный язык отрицали конфуцианский идеал письма, в котором слова должны служить прямым выражением жизненного опыта и характера20.
В своем «Каноне величайшего таинства» (Тай сюань цзин) Ян Сюн выступил апологетом поэзии как нравственного инструмента убеждения. Он берет для себя за образец авторов династии Чжоу, вирши которых содержатся в «Книге гимнов и песен» (Ши-цзин). Конфуцианцы в своих трудах, начиная с периода Сражающихся царств, таких как Мэн-цзы, Сюнь-цзы и «Предисловие Мао», разработали теорию, согласно которой гимны представляют собой непосредственное и искреннее выражение нравственного предназначения их авторов, мудрых царей начального периода Чжоу или историков, занимавшихся своим ремеслом под их прямым влиянием21. Поскольку стихотворение считалось произведением нравственно откровенным и убедительным, от его языка требовалась ясность и доходчивость, лишенная замысловатых фраз и декораций, затрудняющих восприятие его предназначения. Перегруженность декором и искусственность языка считались громадными изъянами у тех, кто «писал на декоративном языке» (цыжень), как это делали Сыма Сянжу и последователи его школы. Пусть даже их необузданное многословие подчас очаровывало слушателей, такая поэзия не могла подвигнуть людей на достойное поведение. Таким образом, Ян Сюн пришел к выводу о том, что подобные произведения заслуживали причисления к «красивому, но бесполезному сочинительству». Бань Гу в своем поэтическом творчестве придерживался тех же самых принципов, когда занялся критикой Сыма Сянжу и обитателей столицы Западной Хань, восхищавшихся его произведениями.
Притом что гимны возникли в качестве примерного образца для стихотворений в конце правления династии Западная Хань, ремесленники литературного поприща не занимались составлением гимнов (или, по меньшей мере, совсем немногие из них дошли до наших дней). Имена авторов песен периода династии Хань, сохранившиеся в хрониках, принадлежат, главным образом, правителям, наложницам и полководцам. Это – личные переживания, в которых автор выражает свою эмоциональную реакцию на ту или иную ситуацию, обычно трагичную по природе. Большинство таких песен сочиняют перед самоубийством или окончательным разрывом с предметом обожания. Многие просто описывают конкретную ситуацию и выражают чувства без метафор или прикрас. В качестве примера можно привести песню, исполненную главным противником основателя династии Хань императора
Гаоцзу Сян Юем своей наложнице Юй перед его решающим сражением и последовавшим самоубийством:
Моя сила позволила свернуть горы,
Моя энергия неподвластна возрасту.
Но времена наступили неблагоприятные,
И мой Каурый [конь] еле плетется.
А когда Каурый не может больше бегать,
Что тогда мне делать самому?
Ах, Юй, моя Юй,