Второй достойный внимания сюжет жизнеописания Чжан Тана посвящен тому, что, как только он обнаружил увлечение императора классическими исследованиями и литературой, он начал подкреплять его решения цитатами из классического наследия. Он даже мобилизовал на это дело ученых, лучше других сведущих в «Книге записанных преданий» и «Летописи вёсен и осеней», назначил их своими секретарями, чтобы они помогали ему подбирать самые точные цитаты из этих трудов. Сыма Цянь отмечает, что многие из этих знатоков классики служили ему самыми острыми «когтями и клыками» в буквальном наложении наказания36. Здесь сходятся теория, изложенная в протоколах Конфуция, как способ судебного решения и теория права как технического языка правительства. Тот же самый подход к тому же фигурирует в жизнеописаниях некоторых других деятелей, таких как биография ведущего классического ученого при дворе императора У по имени Гунсунь Хун. Отсюда прослеживается тесная связь между формальными языками закона и комментариев к классике, разработанными при династии Хань.
Еще один отрывок текста, автор которого освещает, кстати с отрицательного угла, важность юридического языка, принадлежит историку и поэту времен династии Восточная Хань по имени Бань Гу (32—91). Он сетовал по поводу многословия и сложности кодекса династии Хань в том виде, в каком он сложился за несколько веков своего существования. Якобы предложенный в качестве радикально упрощенного варианта кодекса династии Цинь в 200 году до н. э., к концу I века н. э. он разбух до десятков тысяч статей, состоявших из семи с лишним миллионов иероглифов. Бань Гу утверждал так: «[Юридическими] документами завалили все столы и шкафы, поэтому даже весьма грамотные чиновники были не в силах все эти документы как следует изучить. Поэтому местные чиновники пребывали в растерянности, и иногда по преступлению одного и того же порядка выносили совершенно не похожие приговоры»37. Как во многих государствах, где развились исключительно утонченные правовые системы, считал Бань Гу, поиск адекватного языка для отображения всех разновидностей преступлений неизбежно обречен на провал из-за бурного размножения вариантов реакции на них.
Древнее имперское право в самом узком смысле представляло собой набор правил поведения и наказаний, полагавшихся за их нарушение. Китайские и западные ученые давно сошлись во мнении о том, что древние китайские писатели считали наказание определяющим признаком права. Монография по праву в сборнике Бань Гу Шань-шу озаглавлена «Монография, посвященная наказаниям», и ее первая половина отводится истории военного дела как высшей форме наказания.
Старинное китайское право по большому счету выглядит как система уголовного права, но в этот период можно найти судебные споры по поводу собственности и ее наследования. В завещании времен династии Хань, обнаруженном в захоронении на территории нынешней провинции Цзянсу, просматривается участие властей в наследовании собственности. И такой факт уже предполагался «купчей на приобретение участка для захоронения», лежащей вместе с покойниками в склепах. Притом что они относились к религиозным документам, подтверждающим положение покойного в загробной жизни, теперь мы можем подтвердить их происхождение сложившейся на то время фактической практикой. Данными правовыми документами к тому же регулируется порядок распоряжения приданым замужней женщины, признанной преступницей, право рабов на создание семьи и взаимодействие родителей с детьми. При всем при этом унаследованный спор по поводу закона и вся масса наших доказательств имеет отношение к уголовному праву и предусмотренным им наказаниям38.
В древнем имперском государстве применялось три главных вида наказаний: смертная казнь, физическое увечье и принудительный тяжкий труд. Заключение под стражу наказанием как таковым не считалось, а скорее служило способом задержания подозреваемых и очевидцев преступного деяния на период судебного процесса. Однако заключение под стражей могло продолжаться очень долго, если судебный процесс затягивался. И как минимум один из специалистов в области права, описанный Сыма Цянем, умудрился держать подозреваемых в тюрьме неопределенно долго, когда считал, что император не желал их казни. Бань Гу тоже обращает внимание на то, что при обнаружении чиновниками сомнительного дела, по которому прийти к однозначному вердикту не получается, они держали людей в тюрьме без назначения срока39. Длительное лишение свободы с заключением под стражу без какого-либо судебного предписания считалось в Древнем Китае фактом жизни.
Высшей мерой наказания в тогдашнем Китае считалась смертная казнь, самым распространенным видом которой было отделение головы от туловища приговоренного к ней человека. Весьма часто после приведения такого приговора в исполнение голову, труп или то и другое вместе выставляли на всеобщее обозрение на базарной площади. Гораздо реже применялась казнь в виде рассечения туловища осужденного пополам по талии при помощи огромного лезвия, подвешенного с помощью блока. За особенно гнусные преступления, к которым причисляли казнь трех или девяти (магические числа, означающие всеобщность) семей родственников, главного преступника подвергали всем видам наказания: сначала на его лицо наносили татуировку, потом ему отрезали нос, затем обе ступни и в конце забивали до смерти. После наступления смерти его голову выставляли на базарной площади, а труп в том же самом месте рубили на куски. Число преступлений, караемых смертной казнью в период правления династии Хань, было очень большим, хотя преступления, каравшиеся смертной казнью, так же часто заканчивались амнистией или заменой на военную службу в приграничных районах40.
Вторая категория наказания в виде увечья вызывала большие споры и претерпевала изменения на протяжении всех веков правления династии Хань.
Изначально этими наказаниями предусматривалось нанесение татуировки на лицо преступника, отрезание его носа, ампутация одной ступни или обеих ступней и оскопление. В 167 году до н. э. все эти наказания, кроме оскопления, формально отменили и заменили такими наказаниями, после которых на теле приговоренного не оставалось отметин и увечий на всю оставшуюся жизнь. Нанесение татуировки заменили бритьем головы, ношением железного воротника и принудительной трудовой повинностью. Ампутацию носа или ступни заменили определенным количеством ударов на спине или ягодицам бастонадой (специальной палкой для телесных наказаний). Однако вес бастонады и число назначенных ударов мало кто выдерживал, жертвы обычно погибали по причине обильного кровотечения. Так что мера, объявленная актом милосердия, на самом деле послужила значительному ужесточению наказания.
Количество ударов и вес бастонады впоследствии сократили в 156 году до н. э., а потом еще раз в 151-м. Только когда такие наказания перестали вести к гибели истязаемых, чиновники начали жаловаться на то, что они перестали сдерживать рост нарушений общественного порядка. В ответ пришлось увеличить перечень преступлений, наказуемых смертью, и в более поздний период правления династии Хань количество караемых казнью преступлений превысило тысячу категорий. Оскопление вроде бы отменили как самостоятельное наказание еще до или вскоре после отмены других наказаний, предусматривающих увечье приговоренного. Однако изредка его применяли в качестве исключительной меры при замене смертного приговора другим наказанием (обычно военной службой на границе империи). Его снова отменили во втором десятилетии II века н. э. и, как кажется, после той даты никогда не применяли41.