По мнению Сало Барона, даже после изгнания серьезное интеллектуальное наследие, оставшееся после столь хорошо организованной и заметной общины, не могло исчезнуть в одночасье. В Оксфорде и его окрестностях остались семьи евреев, обратившихся в христианство «благодаря особой ловкости и дару молитвы» доминиканских монахов, проповедовавших среди евреев в 1221 году. (Прозелиты в обратном направлении, подобные дьякону, чья страстная любовь к еврейке заставила его в 1222 году обратиться в иудаизм, передавались гражданским властям и приговаривались к сожжению.) Вполне вероятно, что остаточное иудейское влияние на мышление оксфордских ученых имело место даже спустя 70 лет после изгнания евреев, когда в 1360 году молодой выпускник Баллиол-колледжа йоркширец по имени Джон Уиклиф был назначен магистром колледжа.
Англия, касавшаяся крайней западной границы европейского континента и окунувшая пальцы ног в Атлантический океан, удаленная, насколько возможно, от идишского гейма, тем не менее долгое время играла ведущую роль в судьбе европейского еврейства. Перед тем как полностью изгнать свое еврейское население, она породила самую опасную и живучую клевету, самую черную ложь, преследовавшую европейских евреев вплоть до ХХ века, – кровавый навет.
Злобная клевета, что евреям в ритуальных целях нужна кровь христианских детей, родилась в 1144 году в Норвиче, когда в Торпском лесу вблизи от города было обнаружено тело мальчика Уильяма (позднее был канонизирован). Принявший христианство еврей Теобальд из Кембриджа утверждал, что узнал о тайном кагале, который ежегодно бросает жребий, чтобы выбрать христианского ребенка для жертвоприношения на еврейскую Пасху. В предыдущем году жребий бросили в Нарбонне, и перст судьбы упал на Норвич. Согласно «Англо-саксонской хронике», евреи «купили христианского ребенка перед Пасхой, мучили его такими же муками, какими и Господа нашего, и в Страстную пятницу повесили его на кресте в знак ненависти к Господу нашему». Подобные обвинения были выдвинуты в 1168 году в Глостере, в 1181 году в Бури-Сент-Эдмондсе, а в 1192 году в Винчестере. Навет быстро распространился на континенте и стал самой живучей и пользовавшейся наибольшим доверием антисемитской клеветой в истории [135] . Стоит представить себе всеобъемлющую слепую ненависть, легко возбуждающуюся и в наши дни против тех, кто надругается над детьми и убивает их, чтобы понять, что означала эта непрестанная клевета для европейских евреев.
После 1290 года, когда все евреи были изгнаны из Англии, общественность стала озираться кругом в поисках нового козла отпущения. Вскоре злоба и наветы нашли для себя неожиданную цель.
Бедственный XIV век – даже если оставить в стороне чуму, голод, фанатизм и резню – также привел к падению престижа английской католической церкви. Иерархов обвиняли в продажности, духовенство – в невежестве, монахов – в жадности и торговле индульгенциями, переросшей в скандальное мошенничество. В столице католицизма Риме борьба за власть между аристократическими семействами и их конфликт с королем Франции привели сначала к похищению папы, а затем к насильственному захвату Францией Ватикана, восхождению француза на папский престол и переносу самого престола из собора Св. Петра в Риме в маленький городок Авиньон в Провансе.
Авиньонское папство, мрачно названное итальянцами вавилонским пленением пап (оно продолжалось около 70 лет, как и библейский вавилонский плен евреев), и триумфальное провозглашение французами Нового галльского Рима (Roma Nova Gallica) с энтузиазмом приветствовались еврейской общиной Авиньона (Ир ха-гефаним, «Города винограда», как называли его евреи). Евреи жили на Рю-де-Маршан (Rue des Marchands, улица Купцов) и в ее окрестностях – в месте, теперь называемом Иерусалимской площадью. При авиньонском папском дворе они служили поставщиками пищи, столового и постельного белья, лошадей, благовоний, пергамента, кораллов и жемчуга для четок. Многие из них работали также портными и переплетчиками книг.
Такое перемещение власти особенно угрожало англичанам, поскольку глава универсальной церкви был теперь французом, представителем традиционно враждебного народа, живущего за проливом.
Ситуация требовала резкого противодействия, и на этот вызов откликнулся Джон Уиклиф, «утренняя звезда Реформации». Родившийся между 1325 и 1330 годом, получивший степень доктора теологии в 40 с лишним лет, магистр Баллиол-колледжа (и хозяин бывшего здания синагоги в Оксфорде – городе, где еще были слышны отголоски еврейской традиции), этот католический священник и ведущий английский богослов подверг яростной критике пороки Церкви. В борьбе с индульгенциями, с рукоположением грешников в сан священников, с культом святых, икон и реликвий, с доктриной евхаристии – буквального и чудесного пресуществления хлеба и вина в тело и кровь Христа Уиклифф заходил так далеко, что полностью отрицал церковную иерархию во главе с папой: «Богохульство называть кого бы то ни было главой Церкви, кроме одного лишь Христа». Для него религиозная истина находилась только в Библии, которая, как и в иудаизме, должна быть доступна всем:
Еретики – те, кто считает, что миряне не должны знать Закон Божий, что им достаточно знаний, получаемых из уст священников; такие еретики не заслуживают, чтобы их слушали [136] .
Чтобы открыть для мирян возможность познакомиться с Божьим словом напрямую, он перевел Библию на английский язык – «ибо она написана так, чтобы всякий мог познать ее», как сказано в предисловии к его переводу.
В любое другое время в Средние века Уиклифф наверняка бы закончил жизнь на костре – против него было издано не менее пяти папских эдиктов, – но одним из его покровителей был Джон Гонтский (1340–1399), герцог Ланкастерский, третий сын короля Эдуарда III, ставший персонажем шекспировского «Ричарда II» Джоном Гантом, в чьи умирающие уста Шекспир вложил самую патриотическую речь на английском языке до времен Уинстона Черчилля – «царственный сей остров, страна величия, обитель Марса, трон королевский, сей второй Эдем…» [137] . Он, как и другие гордые английские дворяне, не желал подчиняться приказам презренного французского папы, поэтому, несмотря на потерю своей должности в Оксфорде, отлучение и многократные вызовы в суд, Уиклиф сумел дожить до 50 лет и умереть в своей постели.