Синагога Пшисухи датируется 1750 годом, цепь была вцементирована в стену намного позже, чем была сооружена сама стена, и, судя по состоянию ржавчины, металл не мог подвергаться капризам польской погоды более чем 150 лет. Это железный символ того, к чему привела власть самоназначенной олигархии знатоков Торы и Талмуда. Представители литовской общины жаловались:
Мы, еврейские жители Шаулена [ныне Шяуляй], утверждаем со слезами на глазах, что нам не нужны ни раввины, ни старейшины. <…> Они занимаются вымогательством и замышляют между собою зло, чтобы унизить нас. Все они состоят между собой в родстве и отбирают у нас последние гроши, чтобы обогатить себя [214] .
В предыдущие столетия с авторитетом раввинов, утвержденным властями, бороться было нелегко. Теперь, после ликвидации в середине XVIII века Ваада четырех земель и после раздела Речи Посполитой, было уже невозможно поддерживать власть образованных и ортодоксальных людей, обладающих связями и богатством.
В Подолии, Восточной Галиции и на других землях юго-востока группы ремесленников и мастеров начали выходить из раввинистических общин и образовывать собственные молитвенные кружки и синагоги. В Центральной Польше книга записей Еврейской компании портных Плоцка (компания включала несколько десятков членов и возглавлялась тремя габбаями, тремя доверенными и пятью бухгалтерами) рассказывает о том, как компания стала независимой и гордились тем, что установила связь с местной христианской гильдией, хотя ее члены не получали дохода и даже должны были платить взносы [215] . Мистические сообщества-хавуры появились на границе с Турцией одновременно с суфийскими братствами, подобно им упражняясь в медитации, молитве, выражая поклонение Богу при помощи танцев и акробатических упражнений, что отдаляло их от ортодоксов, но импонировало простому народу.
Появилось множество народных проповедников, вышедших из той же среды, что и их простая аудитория, – бродячие живые святые. Они учили не Торе и Талмуду, не головоломной и трудной теоретической каббале (каббала июнит), сфере интересов интеллектуальной элиты, а практической каббале (каббала маасит), которая акцентировала внимание на магии и оккультных практиках с целью управления миром. Гершом Шолем описывал последнюю как «агломерат всех магических обрядов, развившихся в иудаизме от талмудического периода до Средних веков» [216] . Путешествуя по деревням, иногда утверждая, что они переносятся от места к месту магическим образом, записывая фразы-талисманы и вырезая амулеты, распространяя волшебные зелья, заклиная от демонов и злых духов, занимаясь лечением физических и душевных болезней при помощи лекарств и имени Бога, такие лекари стали называть себя баал шем («обладающий именем») или баал шем тов («обладающий благим именем»).
Большинство этих каббалистов для бедных теперь забыто. Только один из них стоит особняком и не только для собственной эпохи, но и для эры своих последователей, собиравших о нем предания, потому что он был признан как первый вождь религиозной революции, навсегда изменившей образ жизни восточноевропейского еврейства, повернувшей половину идишской цивилизации на новый путь. Его звали Исраэль бен Элиэзер, и он был больше чем обычный баал шем тов. Он стал известен как Баал Шем Тов, титул которого был сокращен до обычного ивритского акронима: Б-Ш-Т, или Бешт.
Самый ранний документ об Исраэле бен Элиэзере «Восхваление Бешта» («Шивхей ха-Бешт») представляет собой сборник рассказов и легенд о его жизни, трудах и чудесах, составленный зятем его секретаря, и по стилю во многом напоминает жития православных святых. В этом тексте практически невозможно отделить реальность от фантазии. Книга была опубликована через 50 лет после смерти Бешта и, если верить источнику начала XIX века, была продана в количестве 10 000 экземпляров [217] .
Дата и место его рождения в точности неизвестны: около 1700 года в маленьком подольском местечке, который по традиции называется Окуп, но которого нельзя найти ни на одной карте. Можно более или менее уверенно говорить, что его позднейшие последователи считали его человеком простого происхождения, не слишком начитанным в Талмуде, в юности зарабатывавшим на пропитание в качестве помощника в детской религиозной школе и сторожем в синагоге, а после женитьбы занимавшимся низким ремеслом, сначала копальщика глины, а позднее трактирщика. В возрасте между 30 и 40 годами он стал известен как провидец, целитель и учитель. Потом он много путешествовал по округе, занимаясь обычными делами баал шемов: проповедями, написанием амулетов, изгнанием злых духов и приобрел большую славу как «знаменитый Баал Шем Тов, да сияет свет его долго» – так писал о нем современник Иосиф бен Меир Теомим в сочинении 1772 года «Текучий мед, россыпь жемчужин» («Нофет цуфим рав пниним»).
Он, должно быть, был исключительно харизматической личностью, потому что к концу жизни сумел объединить под своим крылом много отчаявшихся антираввинских групп и проповедников в единое мистическое движение – хасидизм, которое доктор Авраам Рубинштейн из Бар-Иланского университета в своей статье для «Encyclopaedia Judaica» назвал «первым религиозным направлением в иудаизме со времен Второго Храма, установившим самостоятельный образ жизни и ритуальные практики и признанным (хотя и не без возражений) как законное еврейское явление». Новый хасидизм Исраэля бен Элиэзера определил стиль жизни идишского населения Юго-Восточной Европы до его конца.
Выяснить достоверные детали учения Бешта так же трудно, как и подробности его жизни. Сам он не написал никаких книг и противился тому, чтобы кто-либо записывал его проповеди и поучения. Легенды говорят о помощниках, нарушавших этот запрет и записывавших его слова, но когда они хотели посмотреть на написанное, то видели лишь чистую бумагу. Только после его смерти несколько учеников опубликовали сборники того, что, по их утверждению, они слышали из его уст. Один из них, Яков-Иосиф, в своем «Родословии» («Толдос Яков-Иосиф») отразил некую двойственность, написав: «Эти высказывания я слышал от своего учителя. Я делал только фрагментарные заметки, потому что боялся не только записать все это, но и забыть».
В том, что до нас дошло из поучений Бешта, мало систематического и последовательного, и едва ли там есть что-то особенно новое. Многое в его учении отражает волну мистицизма, охватившую его современников, христиан-протестантов, например основателей методизма братьев Джона и Чарльза Уэсли. Особенное внимание уделяется личному духовному развитию. «Прежде чем молиться о всеобщем возрождении, – как говорят, утверждал бен Элиэзер, – человек должен молиться о спасении своей собственной души». Он взял из каббалы концепцию личного единения с Богом (девекут) не только во время чтения молитв, но и в процессе всей жизни человека, включая его работу и социальные контакты, ибо «если человек занят материальными делами, а его мысль ищет пути к Богу, он благословен». Он упирал на важность поклонения Богу с радостью и не одобрял умерщвления плоти, предупреждая одного из своих учеников об опасности поощрения «слишком многих постов, приводящих к меланхолии и печалям».