В середине 4-го тысячелетия до н. э. в центре Эанны на возвышении стояло огромное здание, по размерам превышавшее афинский Парфенон, частично или полностью построенное из привезенного известняка. Этот храм был даже еще более поразителен ввиду того факта, что его план почти в точности предвосхитил на 3 тысячи лет планировку древних христианских церквей. В нем имелись центральный и поперечный нефы, нартекс или притвор и апсида с одного конца с двумя помещениями по бокам, которые в христианском святилище станут называться «диаконник» и prosthesis. Рядом располагалась великолепная аллея, ведущая на широкую общественную террасу. Огромные, составляющие колоннаду вмурованные колонны 2 м в диаметре, построенные из высушенных на солнце кирпичей и с внутренней стороны укрепленные плотными вязанками тростника, были защищены от внешних повреждений уникальным месопотамским изобретением – конусами из обожженной глины, которым придавали форму колышков для гольфа больших размеров и раскрашивали в красный, белый и черный цвет; их вколачивали плотно друг к другу в поверхность, придавая ей вид плетеных ковриков из тростника. Рядом построили другое здание – «храм из каменных конусов», стены которого украшали разноцветные камни, вмурованные в штукатурку; отчасти его построили из известняка, а отчасти – из нового синтетического материала, изобретенного для придания постройкам типичного для Месопотамии великолепия, – литого бетона, приготовленного путем смешивания растертого в порошок обожженного кирпича и гипсовой штукатурки.
Труд, затраченный на неоднократные реконструкции этих построек, был огромен: на это ушло много миллионов рабочих часов. Только очень сильная идея могла заставить жителей Урука вкладывать столько сил в свой город. Тем не менее, хотя и существует много текстов более поздних времен, в которых описываются Урук и его знаменитый царь, эти рассказы не указывают на то, какие движущие силы лежали в основе впечатляющих инноваций, сделавших город Гильгамеша первой мастерской своего мира.
Строительный бум в Уруке, происходивший на протяжении нескольких веков, нельзя сравнивать с тем, что был в Древнем Египте чуть позже, когда памятники предназначались для прославления и увековечивания династий безжалостных правителей. Гробницы и храмы египтян были построены с целью сохранения до конца времен, в Уруке же, наоборот, эти строения являлись объектами реконструкции, привычной для всех древних обществ Месопотамии. И хотя в ней в свое время правили могущественные цари, все признаки этого периода указывают на общество, не испытывавшее чрезмерного почтения к богатству или власти.
Но мы можем узнать еще больше. До сих пор раскопки сосредоточивались на окрестностях храма, и большая часть Урука, который в настоящее время называется Варка, по-прежнему лежит, похороненная под песками. Там в ходе раскопок нашли два необычных изображения, созданные в те времена, когда Урук был единственным настоящим городом на земле. Одно из них наводит на мысль о собравшихся родственниках, объединенных поклонением своей верховной богине и той великой идее, которую она собой олицетворяла. Это барельеф вокруг алебастрового сосуда высотой 1 м, известного как ваза из Варки: пять рядов резьбы представляют процессию, идущую, чтобы оставить приношения у дверей храма богини. Другое изображение, вероятно, является портретом самой богини: это маска из Варки, также известная как Небесная царица Урука.
Голова Небесной царицы Урука в натуральную величину пятитысячелетней давности была повреждена еще в древности: там, где были глаза, зияют темные пустые отверстия; глубокие борозды на ее лбу, которые когда-то были инкрустированными бровями, пусты; парик, когда-то закрывавший голову, давно исчез; кончик носа отломан. И все же, несмотря на все это и на пятьдесят веков, которые отделяют ее от нас с вами, выражение ее лица все так же поражает и очаровывает. Андре Парро, ведущий французский археолог, выразился более поэтично: «Кажется, будто ловишь блеск живых глаз в пустых глазницах, а за лбом, обрамленным гладкими завитками волос, чувствуется живой, ясный ум. Губам не нужно размыкаться, чтобы мы услышали, что она хочет сказать; их изгиб, дополненный изгибом щек, говорит сам за себя». Даже в поврежденном состоянии Небесная царица Урука считается одним из величайших шедевров мирового искусства.
Ряды резьбы на вазе из Варки дополняют образ великой богини. Это предмет религиозного назначения с изображением символического момента в жизни ее храма Эанна в Уруке 4-го тысячелетия до н. э. Отсюда ощущение духовности, серьезности цели, спокойного достоинства, уверенности в себе и уравновешенности, которое исходит от изящно вырезанных фигур. На некотором расстоянии вокруг основания изображено волнистое русло реки: очевидно, это широкий Евфрат, дающий жизнь городу. Над ним – поля и сады, стебли ячменя, чередующиеся с финиковыми пальмами, – основной источник богатства и благосостояния Урука. Над ними ходят священные стада кудрявых овец и баранов с бородами и широкими рогами, посвященные богине. А вот идет людская процессия: впереди десять человек, обнаженные и обритые, и каждый из них держит корзину, горшок или керамический сосуд, в которых горкой лежат различные плоды земли, деревьев и лозы; это жрецы, быть может, или храмовые слуги. В верхнем ряду процессия приходит к священному месту, обозначенному связками тростника у церемониального дверного проема. Людей встречает изображение женской фигуры – верховной жрицы, представляющей богиню; она стоит снаружи в одеянии длиной до щиколоток и протягивает вперед правую руку с поднятым вверх большим пальцем – знак приветствия или благословения. Она принимает приношения из рук человека, возглавляющего обнаженных людей, за которым когда-то находилась фигура, сколотая еще в древности. От нее остались лишь босая ступня, бахромчатый край одежды и замысловатый пояс с кисточками, который держит одетая служанка. Мы догадываемся, что это был верховный жрец или какой-нибудь другой высокопоставленный сановник, а возможно, и «царь-жрец», которого вообразили себе некоторые историки. Вокруг этих фигур стоят пара сосудов с приношениями и два блюда с едой. Но есть еще более загадочное: также две одинаковые вазы, голова быка, баран, львенок и две женщины, держащие непонятные предметы – Гвендолин Лейк предполагает, что один из них напоминает более поздний значок письменности, означающий En, «жрец». Все это, безусловно, мгновенно узнали бы люди, которые здесь поклонялись богине, точно так же, как в христианском контексте мы понимаем, что лев означает святого Марка, орел – святого Иоанна, а телец святого Луку. Однако без ключа для разгадки символизма вазы из Варки для нас ее смысл остается трудным для понимания.
Некоторые утверждают, что эта сцена изображает правителя города, делающего жертвоприношения его богине-основательнице, другие – что на ней изображен сезонный праздник урожая; третьи предполагают, что это этап мистического бракосочетания, hieros gamos, в котором два человека – верховный жрец и верховная жрица публично вступают в брак, подражая Великой богине и ее супругу. И все же даже если у нас нет возможности узнать, какое событие изображено здесь, эта сцена рассказывает нам кое-что о жителях Урука и об их образе мыслей.
Ваза из Варки показывает нам официальную церемонию, отличную от спонтанных и импровизированных танцев в масках и шаманских ритуалов, которые могли бы быть унаследованы с более древних времен, хотя они еще не исчезли ни в этот период, ни в последующий. Обнаженные мужчины в этой процессии не подвергались процедуре обрезания, но у них удалены волосы; они лишены любых признаков индивидуальности, статуса или положения в обществе. Их лица совершенно серьезны. Отсутствие у них бород, как и отсутствие бород у многих мужчин, изображенных в виде статуэток и фигурок того периода, наводит на мысль о том, что не стыдно вернуться к детской невинности. Каждый изображенный человек исполняет установленную для него роль в представленных событиях, напоминая нам о том, что религиозный ритуал, как и все церемонии, – разновидность спектакля, в котором актеры скрупулезно следуют предопределенному сценарию и в то же время бросаются в действие, не смущаясь, со всем воодушевлением, как дети. Британский антрополог Роберт Маретт предположил, что элемент «актерства», «притворства» был характерен для всех древних религий.