При всем вышесказанном, однако, если отступить назад, прищуриться и посмотреть через полузакрытые глаза, как мы смотрим на ультраимпрессионистские картины, тем не менее можно получить какое-то представление о том, что за общество это было. И форма, которую приобретают его очертания, становится, по крайней мере для меня, неожиданностью, как часто это бывает в Древней Месопотамии. «Новые шумеры» процветали очень давно, в конце 3-го тысячелетия до н. э., более чем за тысячу лет до начала истории нашей собственной цивилизации, уходящей корнями в Древнюю Грецию 600 г. до н. э. Они жили еще до самых первых наших религиозных преданий, описанных в легендах об обитавших в палатках патриархах в еврейской Библии. И все же это шумерское государство, по-видимому, было настолько сложно устроено и высокоразвито, что – не считая очевидной и имеющей решающее значение нехватки технологий получения органического топлива – едва ли можно удивляться, обнаружив похожее политическое образование где-нибудь в мире XXI в.
Действительно, общественно-экономическое устройство немного напоминает некоторые коммунистические государства нашего недавнего прошлого – возможно, СССР или Китай времен Мао Цзэдуна или, по крайней мере, коммунизм в том виде, в каком его представляли (централизованное народное государство). Специалисты не замедлят подчеркнуть, что здесь нет реального сравнения. Идеологические основы этих систем слишком различны: коммунисты – воинствующие атеисты, а шумеры горячо преданы, по крайней мере, на людях, служению своим богам; коммунистическая система возникла благодаря революции и – по меньшей мере в теории – демократии; шумерская – вследствие эволюции и самодержавия (автократии). С другой стороны, существует много способов организовать контролируемое центром государство, так что сходства просто должны возникать. И современные коммунистические государства, и Древний Шумер опирались на тоталитарные идеологии, которые использовались для объяснения и оправдания их общественно-экономического устройства. В них существовала централизованная экономика, которая в теории брала от каждого по способностям и давала каждому по потребностям – хотя в социалистических республиках, как и, несомненно, при Третьей династии Ура, некоторые всегда были немножко более «равными», чем другие. В Шумере, как и в Советском Союзе, отдельный человек не имел голоса. «В городе Древней Месопотамии отдельные люди не принимались в расчет как граждане, – пишет Марк ван де Миероп. – Города объединяли различные группы населения, которые могли быть по своей природе родственными, этническими, связанными с местом жительства или профессиональными. Отдельный человек вне любой из этих групп не имел возможности участвовать в общественной и политической жизни города».
В обеих политических системах государство владело землей и производственными ресурсами, хотя все еще бушует горячий спор о сравнительной значимости общественного по отношению к частному сектору новой шумерской экономики. Самой убедительной является та точка зрения, что в империи каждый член общества обязывался служить государству по крайней мере часть года. Оставшееся время – если таковое было – разрешалось использовать в своих личных интересах. Понятие, известное как Bala, означающее что-то вроде «смена» или «обмен», разновидность политики «облагай налогом и перераспределяй», требовало, чтобы каждая провинция отдавала зерно и скот в центральную житницу – по некоторым оценкам, эта доля доходила почти до половины их продукции. А оттуда каждый мог брать запасы по мере необходимости. В 11 км к югу от Ниппура был построен городской центр Пузриш-Даган, также известный как Дрехем, предназначенный для сбора и распределения товаров Bala. Уцелевшие документы свидетельствуют, что более 20 домашних животных ежедневно доставлялись в этот город или отправлялись из него. Государственное пастбище неподалеку от Лагаша вмещало более 22 тысяч овец, почти тысячу коров и 1,5 тысячи быков.
Петру Штайнкеллеру, профессору ассириологии Гарвардского университета, это «напоминает систему обязательных поставок, которая действовала в разные времена и в различных формах в странах бывшего советского блока, особенно в сельском хозяйстве. Во многом, как в Вавилонии времен Третьей династии Ура, в коммунистической Польше независимый фермер должен был поставить государству часть своей продукции, за которую ему платили номинальную цену. Оставшуюся продукцию он мог теоретически свободно продать, хотя и не на по-настоящему свободном рынке, так как государство сохраняло за собой преимущественное право на покупку и регулировало цены».
Но шумеры пошли гораздо дальше, чем когда-либо осмеливались коммунисты, ведя счет обязательств и вознаграждений каждого горожанина, для чего чиновники Третьей династии Ура использовали замысловатую и жестокую систему сбалансированного счета. Представители самых низших социальных слоев – неквалифицированные работники и рабы – считались просто собственностью государства и, по-видимому, не имели никаких обязанностей, кроме каждодневного труда. Для их надсмотрщиков все было совсем по-другому. Здесь не идет речь о советском стиле: «Мы делаем вид, что работаем, а вы делаете вид, что нам платите». Коэффициент полезного действия бригадира рабочих был тщательно измерен и взвешен. В одной колонке перечислялся дебет: товары, материалы и труд (зерно, шерсть, кожа, металлы и число рабочих), предоставленные бригадиру государством. Все перечисленное затем конвертировалось, согласно установленной договоренности, в стандартные рабочие дни. Складывалась общая сумма. Во второй колонке значился кредит – выход готовой продукции этой бригады: например, количество смолотой муки, если это мельник; сотканных тканей, если это бригада ткачей, и т. д. Вычислялось число рабочих дней, равное количеству продукции с поправкой на время, потраченное на другие проекты (рабочие бригады часто реквизировались для срочных работ в другом месте – для сбора урожая, разгрузки кораблей или ремонта каналов) и на отгулы – на них имели право рабочие: один отгул за десять рабочих дней для мужчин и один выходной за пять или шесть рабочих дней для женщин. В конце каждого отчетного года подсчитывалась разница между кредитом и дебетом, и любой излишек или дефицит переносился первым пунктом на следующий период.
Конверсия рассчитывалась таким образом, чтобы сделать излишек действительно очень редким событием. Ожидаемый ежедневный выход продукции, по-видимому, выходил за рамки обычных возможностей рабочего, и многие или большинство бригадиров заканчивали тем, что их долг государству постоянно рос. Это, возможно, не имело бы значения, если бы эта система была просто бухгалтерским приемом, к которому не следовало относиться слишком серьезно. Но все оказывалось далеко не так. Государство могло потребовать выплаты долга в любое время. В одном типичном документе бригадир группы, состоящей из 37 женщин, которые в основном занимались помолом зерна на ручных мельницах, начал год с дефицитом 6760 рабочих дней и закончил его с задолженностью 7420 рабочих дней. Его долг, конвертированный в серебряные сиклы, составил бы двухгодичное жалованье. Когда он умер, долг должен был перейти его наследникам, которые могли не иметь другого способа его выплатить, кроме одного радикального средства – продать себя в рабство.
Чтобы испытать на себе отчасти советский привкус жизни в новом Шумере, присоединяйтесь ко мне в так называемом промышленном парке Гирсу – главном городском центре в провинции Лагаш в 2042 г. до н. э., взяв в качестве гида анализ одного конкретного собрания административных документов, проведенный Вольфгангом Хаймпелем из Калифорнийского университета, Беркли.