– Небольшой. Не хочу дворец с десятком горничных, то и дело шмыгающих по комнатам и подкладывающих угли в камины. Такое скромное жилище, с одним хорошим управляющим и парой слуг.
– Но у тебя в Уайтхэвен-Хаусе и так есть все, что нужно.
– Все, кроме личной жизни.
Мики понял, к чему он клонит.
– Ты не хочешь, чтобы мать знала о тебе все…
– И ты бы мог оставаться у меня на ночь, например, – сказал Эдвард, очень уж откровенно поглядывая на Мики.
Мики вдруг понял, что может воспользоваться этой идеей. Он изобразил на лице печаль и покачал головой.
– К тому времени, как ты купишь себе дом, мне, возможно, уже придется покинуть Лондон.
– Отчего вдруг? – удивился Эдвард.
– Если я не найду денег на новую гавань, наш президент меня точно отзовет.
– Тебе нельзя уезжать! – воскликнул Эдвард испуганно.
– Да мне и самому не хочется. Но выбора у меня нет.
– Облигации распродадутся, я уверен.
– Надеюсь. Но если нет…
Эдвард ударил по столу кулаком, отчего задребезжали бокалы.
– Если бы не Хью, мы бы уже выпустили облигации!
– Наверное, тебе придется поступить так, как решили партнеры…
– Конечно. А как же еще?
– Ну… – Мики помедлил и постарался придать своему голосу задумчивый тон. – Вот если бы ты приказал своим помощникам оформить сделку с гарантией, ничего не говоря партнерам… Такое возможно?
– Возможно, – ответил Эдвард с озабоченным видом.
– В конце концов, ты же старший партнер. Это что-то же да значит.
– Ты чертовски прав.
– Саймон Оливер может подготовить все документы втайне. Ему можно доверять.
– Да.
Мики едва верил в то, что Эдвард так быстро согласился на его предложение.
– И тогда бы я остался в Лондоне.
Официант принес вино и налил каждому в бокал.
– Рано или поздно об этом станет известно, – сказал Эдвард.
– Но тогда будет уже поздно. И ты можешь сослаться на ошибку в приказах.
Мики и сам понимал, что такое оправдание никуда не годится, и сомневался, что Эдвард проглотит наживку.
Но мысли Эдварда были заняты другим.
– Если ты останешься… – он замолчал и опустил глаза.
– Да?
– Если ты останешься в Лондоне, то ты будешь у меня ночевать, иногда?
«Значит, это единственное, что заботит Эдварда», – подумал Мики с чувством триумфа и постарался изобразить самую благодушную из своих улыбок.
– Разумеется!
Эдвард кивнул.
– Тогда я согласен. Поговорю с Саймоном после обеда.
Мики поднял свой бокал.
– За дружбу!
Эдвард чокнулся с ним и робко улыбнулся в ответ.
– За дружбу!
Эмили, супруга Эдварда, переехала в Уайтхэвен-Хаус без всяких предупреждений. Хотя все до сих пор считали хозяйкой дома Августу, Джозеф завещал его своему сыну. Следовательно, Августа не могла выгнать невестку, не поставив вопрос о разводе, а та только этого и хотела.
Формально хозяйкой была как раз Эмили, а ее свекровь Августа жила там с ее согласия. Августа не имела ничего против борьбы, но Эмили оказалась куда коварнее и избегала открытого противостояния.
– Это ваш дом, и вы вправе поступать, как вам вздумается, – сказала она обманчиво-покорным тоном, от которого Августа едва не поморщилась, как от боли.
Эмили даже достался ее титул. Теперь графиней Уайтхэвен была жена Эдварда, а Августа – вдовствующей графиней.
Августа продолжала отдавать приказы слугам, как и прежде, и при каждом удобном случае старалась отменить распоряжения Эмили. Та не жаловалась, но некоторые слуги начали выражать свое недовольство. Эмили нравилась им больше, потому что обращалась с ними до безрассудства мягче, как с гневом думала Августа. Им всегда удавалось обставить существование Эмили с наибольшим комфортом.
Самым сильным орудием хозяйки в борьбе со слугами была угроза выгнать их без рекомендательного письма, после чего никто не предложил бы им работу. Но и это орудие Эмили вырвала из рук Августы с такой легкостью, что даже становилось страшно. Однажды Эмили приказала подать на обед камбалу; Августа заменила ее на лосося. После того как за обедом все-таки подали камбалу, Августа уволила кухарку. Но Эмили дала кухарке прекрасную рекомендацию, и та устроилась к герцогине Кингсбриджской, предложившей ей еще большее жалованье. Впервые Августа поняла, что слуги ее не боятся.
После полудня знакомые Эмили приезжали на чай. Эмили с улыбкой предложила Августе выполнять обязанности хозяйки дома за чаепитием, но тогда ей бы пришлось и вежливо общаться с гостями, что было почти так же непереносимо, как оставлять роль хозяйки самой Эмили.
Ужин проходил еще хуже. Августа сидела во главе стола, но все знали, что это место Эмили, а одна грубая гостья даже заметила, как благородно со стороны Эмили проявить такое уважение к своей свекрови.
Августа не привыкла к такому. До этого никому не удавалось ее перехитрить, и для нее это было в новинку. Обычно она сама решала, кому благоволить, а кому отказывать в своем расположении. Но ведь Эмили и хотела, чтобы ей отказали от дома, так что запугать ее было невозможно.
Августа сдаваться не собиралась.
Эмили в последнее время все чаще приглашали на различные мероприятия, и она отправлялась на них в любом случае, сопровождал ли ее Эдвард или нет. Люди это замечали. Пока Эмили скучала одна в Лестершире, никто о ней не вспоминал, но теперь, когда они оба жили в Лондоне, появление одной Эмили без супруга казалось подозрительным.
Раньше Августе было бы наплевать на мнение высшего общества. Представители коммерческой среды часто относились к аристократам как к легкомысленным прожигателям жизни и были равнодушны к их мнению или, по крайней мере, делали такой вид. Но Августа уже не считала себя представительницей среднего класса. Будучи графиней, она слишком долго вращалась в высших кругах и привыкла получать одобрение со стороны лондонской элиты. Она не могла позволить своему сыну отклонять приглашения лучших представителей высшего общества и заставляла его посещать эти мероприятия.
Сейчас как раз был такой случай. В Лондон для участия в парламентских дебатах приехал маркиз Хоукасл, и маркиза давала ужин для избранных знакомых из числа тех, кто не был занят охотой в своих загородных поместьях. Среди приглашенных были Эдвард с Эмили, а также сама Августа.
Но, спустившись в гостиную в вечернем черном шелковом платье, она обнаружила там Мики Миранду в парадном одеянии и с бокалом виски в руках. При виде его сердце ее забилось сильнее – настолько он неотразимо выглядел в белом жилете с высоким воротничком. Он встал с кресла и поцеловал ее руку. Августа порадовалась тому, что выбрала платье с высоким лифом, подчеркивающим ее грудь.