И Иоанн стал единственным, кто связывал теперь Хадассу с ее отцом, потому что Иоанн был с Господом в тот день, когда Иисус прикоснулся к ее отцу и воскресил его из мертвых.

Хадасса любила Иоанна практически так же, как своего отца. Она помнила, как сидела на коленях у отца, когда все собрались в Иерусалиме, в верхней комнате, и праздновали хлебопреломление. Она заснула у отца на руках, слушая отца и Иоанна. Тогда все собравшиеся вспоминали о Господе — о том, что Он делал, что говорил. Иоанн был другом ее отца. Если бы она могла хотя бы прикоснуться к нему… Но Ефес был огромным городом. И вероятность найти в нем Иоанна была ничтожно мала. И тот маленький лучик надежды, который поначалу сверкнул у Хадассы, тут же померк и погас.

Трофим тем временем продолжал:

— Я слышал, что однажды Мать Иисуса, Мария, отправилась с Ним в Ефес. О, какое, наверное, благословение было встретиться с Женщиной, Которая родила Господа. — Трофим с улыбкой посмотрел на Хадассу и увидел, как она дрожит. Он озабоченно вгляделся в ее лицо и взял ее за руку. — Чего ты на самом деле боишься, сестрица?

Она судорожно вздохнула.

— Всего. Я боюсь того, чем так дорожит этот мир. Я боюсь страданий. Иногда я боюсь Юлии. Она совершает ужасные вещи и не думает о последствиях. Трофим, каждый раз, когда Господь открывает передо мной какие–то возможности, я теряю всякую смелость. Иногда я даже задумываюсь, действительно ли я верующая. Если да, то разве я боялась бы рисковать жизнью и говорить людям истину? Разве страдания от мучительной смерти могли бы вселить в меня страх? — Глаза девушки наполнились слезами. Больше всего она боялась тех чувств, которые Марк испытывал по отношению к ней. А они становились все сильнее и сильнее.

— А разве Илия был смелым, когда Иезавель угрожала ему? — спросил Трофим. — Вовсе нет. Да, он уничтожил двести служителей Ваала, но потом бежал от этой женщины и прятался в пещере. А был ли смелым Петр, когда нашего Господа держали под стражей? Страх заставил его трижды отречься и сказать, что он не знает Господа. Хадасса, даже Сам Иисус пролил пот с кровью, когда молился о том, чтобы эта чаша миновала Его. — Трофим ласково улыбнулся ей. — Когда будет нужно, Бог даст тебе смелость.

Хадасса поцеловала его руку.

— Что я буду делать без вашей поддержки?

— У тебя есть Господь. Он укрепляет наши души.

— Мне будет так не хватать тебя и других верующих. Даже когда я не могла прийти в собрание, я могла уединяться в саду и молиться одновременно с вами. Но Ефес так далеко отсюда.

— Мы являемся частью одного тела, сестрица. Ничто не может отлучить нас от Господа, и в нем мы все едины.

Она кивнула, ощутив, как его слова придали ей силы, хотя и не избавили от печали.

— Пожалуйста, продолжайте молиться за семью Валерианов, особенно за Юлию.

Трофим кивнул.

— А еще мы будем молиться за тебя. — Он положил руки ей на плечи и по–дружески приобнял. — Увидимся снова, когда будем с Господом.

Потом он смотрел, как Хадасса исчезла в толпе. Ему будет ее не хватать. Ему будет не хватать ее сладкого голоса, удивительного выражения ее лица, когда она пела псалмы. Ее смиренный дух тронул Трофима, его жену и других верующих, — тронул так, как она, наверное, и не предполагала.

Боже, защити ее. Пусть ангелы хранят ее. Она пройдет в этом городе через все силы зла. Храни ее от дьявола. Огради ее и дай ей силу Твоего Духа. Сделай ее светом на вершине холма.

Весь оставшийся день Трофим молился за Хадассу. Он и других верующих призовет молиться за нее.

Ведь если Рим считался греховным и опасным городом, то Ефес был самим престолом сатаны.

27

Хадасса стояла на палубе римской корбиты, вдыхая соленый морской воздух. Высокая дуга носа судна поочередно опускалась и поднималась, вздымая в воздух брызги морской воды. Дул сильный ветер, наполняя квадратные паруса. Матросы работали с канатами. Все это напоминало Хадассе о Галилейском море и о рыбаках, возвращавшихся с уловом к концу дня. Хадасса часто ходила с отцом по берегу возле пристани, и они слышали гул голосов людей, которые там собирались.

Хадасса взглянула на работавших вокруг нее матросов и вспомнила слова отца: «Таким же, как они, был и Петр. И Иаков, и Иоанн. «Сыны Громовы», как назвал их Господь. Иногда они проявляли свой языческий характер, а нередко и излишнюю гордость».

Бог избрал именно этих людей, и Хадасса видела в этом надежду для себя. Иисус не избирал тех, кого избирал этот мир. Он избрал обыкновенных людей, со всеми их слабостями, и сделал их великими силой живущего в них Святого Духа.

Господи, я так слаба. Иногда я чувствую такую близость к Тебе, что мне хочется плакать, а иногда я совсем не чувствую Твоего присутствия. И Марк. Господи… Почему я все время думаю только о нем?

Ветер ласкал лицо девушки, когда она снова повернулась, чтобы посмотреть на отблески света, отражающиеся в темно–синей воде. Все было таким прекрасным — вид вокруг, запах моря, чувство свободы, — когда корабль рассекал волны бесконечного водного пространства. Отгоняя от себя невеселые мысли и предчувствия, Хадасса закрыла глаза и возблагодарила Бога за свою жизнь, за ту красоту, которую Бог сотворил, за то, что Он есть.

Ты здесь, Господь. Ты здесь и вокруг меня. Сделай так, чтобы я всегда чувствовала Твое присутствие. О Господь, сделай так, чтобы однажды я склонилась пред Тобой и могла поклоняться Тебе вечно.

Марк поднялся с нижней палубы и заметил Хадассу в носовой части. Он не видел девушку четыре дня и теперь испытывал волнение. Подходя к ней, он невольно любовался тонкими линиями ее фигуры и тем, как пряди темных волос развеваются на ветру вокруг ее головы. Он стоял рядом с ней, упиваясь красотой ее безмятежного профиля. Хадасса не заметила его, потому что ее глаза были закрыты, а губы шевелились. Марк продолжал восхищенно смотреть на нее. Казалось, она была преисполнена самого чистого наслаждения, как будто жадно вдыхала его.

— Опять молишься? — спросил Марк и увидел, как она вздрогнула. Она не посмотрела на него, но он пожалел о том, что от ее безмятежности не осталось и следа. — Мне кажется, ты вообще никогда не перестаешь молиться.

Хадасса покраснела и опустила голову, по–прежнему ничего не говоря. Да и что она могла сказать, если Марк застал ее за молитвой Богу уже после того, как велел ей не делать этого?

Хотя Марк уже пожалел о том, что заговорил с ней, теперь он стоял рядом и упивался покоем и удовлетворенностью, которые исходили от ее, — тем более, что сам он этого покоя уже давно нигде не находил. Марк вздохнул.

— Я не сержусь на тебя, — сказал он, — молись, как тебе нравится.

Хадасса посмотрела на него, и его поразила та нежность, которую она излучала. Марк вспомнил, какие испытывал чувства, когда целовал ее. Он поднял руку и убрал развевающуюся на ветру прядь ей за ухо. Выражение глаз девушки слегка изменилось, и он опустил руку.