Заколотых животных раздавали воинам для праздничного пира. Весь вечер голодным пленным не давал покоя пьянящий аромат жареного мяса. Но даже если бы им и предложили его отведать, праведные иудеи ни за что не стали бы его есть. Лучше смерть и прах, чем мясо, пожертвованное языческим богам.

Наконец, воины подошли к пленным и приказали им вставать в очередь за своими порциями пшеничных и ячменных зерен. Хадасса с трудом поднялась и встала в очередь, не сомневаясь, однако, что и на этот раз ей ничего не дадут. Глаза ее наполнились слезами. Боже! Боже! Да будет на все воля Твоя. Приготовясь подставить руки, когда подходила ее очередь, она уже одновременно приготовилась к тому, что сейчас опять пройдет мимо с пустыми руками. Но на этот раз она почувствовала, как ей в ладони посыпались пригоршни золотых зерен.

Ей показалось, что она четко услышала мамин голос: «Господь все усмотрит».

Она подняла голову и взглянула в глаза молодого воина. Его лицо, загоревшее на жарком солнце Иудеи, было каменным, лишенным каких бы то ни было эмоций. «Спасибо», — произнесла она по–гречески, с простой покорностью, совершенно не думая о том, кто этот человек, что он может сделать. Его глаза заблестели. Сзади кто–то толкнул ее, выругавшись в ее адрес по–арамейски.

Уходя, она не знала, что молодой воин продолжает смотреть ей вслед. Он ссыпал очередную порцию зерна в руки следующего, кто стоял в очереди, не отрывая от нее глаз.

Хадасса присела на склон холма. Она сидела уединенно, ни с кем не общаясь. Склонив голову, она сжала в ладонях выданные ей зерна. Чувства переполняли ее. «Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих, — сокрушенно прошептала она и заплакала. — Отец мой Небесный, прости меня. Исправь пути мои. Только не будь ко мне суров, Господи, не низводи меня. Я боюсь, Господи. Сохрани меня в руке Твоей, Господи, прошу Тебя».

Она открыла глаза и раскрыла ладони. «Господь все усмотрит», — тихо сказала она и стала не спеша есть, тщательно пережевывая каждое зерно.

Когда зашло солнце, Хадасса неожиданно для себя стала спокойнее. Несмотря на смерть и разрушения, которые всюду ее окружали, несмотря на все страдания, которые ждали ее впереди, она чувствовала, что Бог с ней. Она взглянула на ясное ночное небо. Ярко светили звезды и дул легкий ветерок, и это напоминало ей Галилею.

Ночь была теплой… она поела… она была жива. «Бог всегда дает надежду», — говорил Марк. Из всех членов семьи Хадасса была самой слабой в вере, ее дух был самым сомневающимся и самым нетвердым. Из всех них она менее всего была достойна Божьей милости.

«Почему же Ты выбрал меня, Господи? — тихо спросила она. — Почему меня?»

2

Атрет высоко поднял руку, дав своему отцу знак, что римский легион приближается. Спрятавшиеся в лесу германские воины затаились. Все они были вооружены фрамеями — специальными копьями, которых римляне очень боялись, потому что крепкое древко такого копья венчал невероятно остро заточенный наконечник, способный пробивать амуницию римлян. Этим копьем германцы умели поражать противника с дальних дистанций и пользоваться в ближнем бою.

Убедившись в том, что настал подходящий момент, Атрет опустил руку. Его отец тут же издал воинственный клич. Клич этот стал распространяться далеко за горизонт, по мере того как остальные воины стали взывать к Тивазу, богу войны. К ним присоединился Маркобус, правитель Бруктерии, объединитель всех германских племен, вместе с племенами Бруктерии и Батавии — всего около ста человек. Ужасающий хаотический звук разносился вниз по долине, подобно рыку демонов Гадеса. Атрет усмехнулся, увидев, как легионеры сбились со своего ритма. И именно в этот момент воины германских племен устремились со склонов холмов в атаку.

Растерявшиеся римляне не могли из–за такого крика слышать команды своих командиров, которые приказывали им выстроиться в «черепахи». Командиры знали, что такой военный маневр — когда воины вставали тесно друг к другу и плотно закрывались со всех сторон щитами, сформировав таким образом некое подобие черепашьего панциря, — был единственной эффективной защитой от варваров. Однако, увидев, как орды свирепых воинов, вооруженных только копьями, стремительно атакуют фланги римских рядов, легион растерялся, отдав тем самым врагу драгоценную инициативу. Полетели грозные германские копья. Легионеры стали падать замертво.

Отец Атрета, Гермун, командовал тем клином, который начал атаку. Его шлем сверкал на солнце, когда он вел свою группировку из укрытий густого леса, а находящиеся под его командованием хатты бежали вниз со склонов холмов. Длинноволосые германцы в большинстве своем были одеты только в сагумы — короткие защитные плащи, державшиеся на плечах с помощью простых бронзовых застежек, и были вооружены щитами из кожи и железа и фрамеями. Только самые богатые вожди были вооружены мечами и носили шлемы.

Издавая воинственный клич, Атрет на бегу бросил в противника свою фрамею. Длинное копье пронзило шею римского офицера, и тот рухнул на землю. Другой римлянин пытался его подхватить, но Атрет подбежал к нему и одним ударом своего огромного кулака переломил ему хребет. Вынув копье из убитого, он швырнул его в еще одного воина.

Женщины и дети из германских племен тоже сбежали по холмам вниз, сели и криками стали поддерживать своих мужчин. Такие битвы долго не продолжались, поскольку единственным мимолетным преимуществом германцев была неожиданность. Как только римляне перехватывали инициативу, германцы уходили. Они понимали, что в длительной битве против вооруженных до зубов и обученных римлян у них нет никаких шансов. За последние месяцы германцы стали прибегать к тактике, которая срабатывала безошибочно: внезапно ударить по флангам противника, нанести как можно больший урон и отойти, не вступая в длительные сражения.

Копье Атрета треснуло, когда он пронзил им сотника. Он призвал на помощь Тиваза и ударил щитом по голове другого римлянина, пытавшегося напасть на него, одновременно выхватывая у убитого им сотника гладий, короткий меч, и пытаясь отбиться от ударов двух других римлян. Он не умел сражаться таким коротким мечом и понимал, что ему пора уходить, пока его не убили или не взяли в плен.

Тем временем легионеры оправились от первоначальной паники. Офицеры активно сражались, ловко орудуя своими мечами и отдавая приказы. Воины снова сомкнули ряды и, пользуясь всей своей выучкой, пошли на противника.

Атрет увидел, как упал его брат, Вар. Взмахнув мечом, он отсек руку какому–то римлянину. Когда он попытался прорваться к брату, у него на пути стал еще один сотник, и у Атрета не было никакой возможности уцелеть, орудуя только непривычным мечом. Атрет отражал удар за ударом. Затем, призвав на помощь всю свою недюжинную силу, обрушился на сотника всем весом и свалил его на землю.

— Атрет, сзади! — закричал ему отец. Атрет мгновенно нырнул к земле и обернулся назад, сделав резкое движение мечом вверх и проткнув нападавшего ударом меча в живот. Нападавший закричал, быстро рухнул на землю, и Атрет не успел высвободить оружие.