Хадасса быстро привыкла к своим новым обязанностям и с радостью прислуживала Фебе. Им было интересно коротать часы в саду, ухаживая за цветами, или у ткацкого станка. Больше всего Хадассе нравилось работать в саду, потому что ей доставляло большое наслаждение смотреть, какими красочными становятся дорожки и клумбы, по мере того как весной распускаются цветы. Ей нравилось стоять на живой земле, ощущать запах растений. Между деревьями летали птицы, которые садились на специальные кормушки, устроенные для них Фебой.
Иногда к ним присоединялся Децим, который сидел на мраморной скамье и устало улыбался, разговаривая с Фебой или наблюдая за ее работой. Казалось, что ему стало лучше, за что он сам благодарил Витию. Однако он по–прежнему был слаб. Феба чувствовала, что лучше ему стало, оттого что теперь ему не надо было беспокоиться о Юлии, у которой так счастливо складывалась семейная жизнь. Но сама болезнь Децима не проходила. Феба уже утратила всякую веру в целительные способности молодой египтянки и больше не звала ее помочь Дециму. Она все чаще звала на помощь Хадассу.
— Спой нам, Хадасса.
Хадасса брала в руки инструмент и пела те псалмы, которым отец научил ее еще в Галилее. Закрыв глаза, она переносилась в свои родные места, где пахло морем, и рыбаки перекликались друг с другом. На какое–то время она забывала весь ужас пережитого ею со времени последней поездки в Иерусалим.
Иногда она пела те колыбельные, которые ее мама пела ей и ее сестренке, Лии. Милая Лия, как Хадассе не хватало ее! Временами, когда наступала темная и тихая ночь, Хадасса вспоминала о том, как Лия закрыла глаза, перестав смотреть на этот жестокий мир, и тихо отошла к Богу. Она вспоминала о том, как они весело бегали по полям, на которых росли лилии, как смеялись, когда Лия, как зайчонок, прыгала меж высокой травы.
Хадассе нравилось служить Валерианам, и особенно Фебе, которая чем–то напоминала ей мать, так же умно ведшую когда–то свое домашнее хозяйство. Феба каждое утро молилась своим богам, и Хадассе это тоже напоминало ее маму, которая каждое утро обращалась с молитвой к Иисусу. Феба ставила на жертвенники свежую воду, новые ароматические травы, потом зажигала их, чтобы возносить курения своим многочисленным каменным богам. Наверное, ее молитвы были такими же искренними, хотя ее вера и не помогала ей познать истину.
* * *
Марк прибыл в Рим с тем приятным чувством, которое знакомо всякому, кто возвращается домой. Он был полностью удовлетворен результатами своего многонедельного путешествия, поскольку сумел заключить договоры с несколькими крупными торговцами, с которыми в прошлом имел дело его отец. Прежде чем направиться домой, он зашел в бани, поскольку ему не терпелось смыть с себя пыль дорог и избавиться от усталости, накопившейся после долгих странствий.
Там он увидел Антигона, наслаждавшегося теплом воды и окруженного целой свитой подхалимов. Марк не обратил на них никакого внимания, а только вошел в воду, с наслаждением вздохнул и откинулся к краю бассейна, закрыв глаза и наслаждаясь приятной влагой.
Антигон отмахнулся от своих друзей и направился к нему.
— Долго же тебя не было, Марк. Надеюсь, поездка оказалась удачной?
Несколько минут они говорили о делах и о том, что Риму требуется все больше товаров.
— Видел я тут как–то Юлию с ее новым мужем, — сказал Антигон.
Марк моментально открыл глаза.
— С кем?!
— О, боги, да ты не знал об этом, — сказал Антигон. — Ну да, тебя же так долго не было. Ну что ж, расскажу тебе, что тут произошло за время твоего отсутствия. Несколько недель назад твоя дорогая сестра вышла замуж за Кая Полония Урбана. Меня на свадьбу не пригласили, поскольку я этого человека не знаю. А ты его знаешь? Нет? Жаль. Всем хочется его узнать, но никто о нем не знает ничего толком, кроме того, что у него, оказывается, много денег. Как он их получил, для всех большая тайна. Большую часть времени он проводит на зрелищах. Ходят слухи, что он был любовником Калабы Шивы Фонтанен.
— Извини, Антигон, — перебил его Марк, быстро выскочив из бассейна.
Он поспешил домой и увидел там мать и отца сидящими в триклинии. Мать, обрадовавшись его появлению, встала навстречу и обняла его. Марк поразился тому, что у отца поседели виски, а сам он заметно похудел.
— По пути сюда я зашел в бани и встретил там Антигона, — сказал Марк, сев с отцом и взяв кубок с вином, который налил ему Енох.
— И он рассказал тебе о том, что Юлия замужем, — сказал Децим, видя блеск гнева в глазах сына. — Жаль, что ты не пришел первым делом домой и не услышал эту новость от нас.
— Когда это произошло?
— Несколько недель назад, — сказала Феба, повернув лежащий на столе поднос так, чтобы куски нарезанного мяса были ближе к Марку, — Поешь что–нибудь, Марк. С тех пор как мы видели тебя последний раз, ты явно похудел.
— Что вы знаете об этом человеке? — спросил Марк, не притрагиваясь к еде.
— Он занимается торговлей и организовывает ее у северных границ, — сказал Децим. Он налил себе немного вина. — Кроме этого о нем практически ничего не известно.
— И вы разрешили Юлии выйти замуж за человека, о котором почти ничего не знаете?
— Мы интересовались Каем и выяснили, что смогли. Несколько раз мы приглашали его к нам, и он произвел впечатление человека интеллигентного, обаятельного, образованного. Твоя сестра без ума от него, и, как мы увидели, он также без ума от нее.
— Или от ее денег.
Децим посмотрел на него в упор.
— Так вот что тебя во всем этом бесит. Не то, что ты не оказался на свадьбе Юлии, а то, что ты рискуешь потерять возможность распоряжаться состоянием Клавдия?
Марк поставил кубок на стол и, едва сдерживаясь, проговорил сквозь зубы:
— Если ты не забыл, я взял на себя все эти дела, потому что ты был в Ефесе. Когда ты вернулся, ты сам сказал, чтобы я продолжал и дальше распоряжаться этим состоянием. Из того, что я сделал для нее, я не взял себе ни динария.
Децим вздохнул.
— Извини. Мы всегда знали о твоем отношении к делу. Я доверил тебе дела, потому что твои решения были разумными. Имущество Юлии в твоих руках было в безопасности. Но теперь нам не придется об этом беспокоиться.
— Не торопись, отец. Пока мне не станет ясно до конца, что муж Юлии не бездельник и мот, ему не видать денег Юлии.
— Но у тебя нет никаких законных прав на ее имущество, — твердо сказал Децим. — Когда Кай Полоний Урбан взял твою сестру в жены, он стал владельцем всего того, что ей принадлежит, в том числе и имущества Клавдия.
Марк подумал о Хадассе, и им овладело какое–то неприятное чувство. Ведь она тоже считалась имуществом Юлии. Кто такой этот Урбан, и какие чувства он будет испытывать к иудейской служанке молодой жены? Смущенный своими чувствами к юной рабыне, Марк скрыл их, снова заговорив о Юлии: