– Держись пока рядом со мной, – сказал ему я. – Поскольку я теперь царь, имею полное право на личного летописца, как и на любую другую придурь.
– Хорошее начало, – оптимистически заметил Джуффин.
И я решительно открыл парадную дверь своей резиденции.
По морде лица моего блуждала светлая улыбка галлюцинирующего идиота. Рассудок напрочь отказывался считать происходящее реальностью. Впрочем, так было даже лучше.
После легкого непродолжительного помрачения ума я обнаружил себя на пороге Большой Приемной – бывшего читального зала. Огромное помещение было полно народу. Я попытался найти в толпе хоть одно знакомое лицо, но все физиономии сливались в одно неразборчивое пятно. Мое зрение временно расфокусировалось – с перепугу, что ли?
Рядом робко топтался бедняга Андэ. Видимо, он не привык переживать подобные приключения на трезвую голову. Что ж, значит, он был моим товарищем по несчастью.
– Видишь, где стоят мои коллеги? – шепотом спросил я своего оробевшего «летописца».
Тот молча кивнул.
– Вот и славно. Отправляйся к ним. Если будешь держаться поближе к сэру Мелифаро, тебе будет не слишком скучно.
– Я впиливаю! – с готовностью ответил Андэ и растворился в пестрой толпе где-то справа от меня.
Я посмотрел ему вслед, но ни Мелифаро, ни Джуффина так и не обнаружил. Что за чертовщина?
Я огляделся по сторонам, но ничего похожего на трон так и не обнаружил. Оно и к лучшему, монарх, не способный отыскать собственный трон в собственном же дворце, – идиотская шутка, вполне в моем вкусе, так что я прекратил паниковать и развеселился. «Где захочу, там и усядусь, хоть на пороге, – сказал я сам себе. – В конце концов, я же здесь самый главный!»
И тогда я воздел руки к небу, как какой-нибудь самозваный пророк, готовый осчастливить неблагодарное человечество полным собранием собственных интерпретаций гипотетической божьей воли.
– Никто не в силах вообразить себе восторг, охвативший меня при встрече с вами, – язвительно сообщил я.
После этого официального заявления я с достоинством уселся на пороге, скрестив ноги по-турецки. По приемной пробежал изумленный ропот, поэтому я счел необходимым объяснить свой эксцентричный поступок:
– Мое место всегда будет здесь, на пороге, поскольку место владыки должно быть на пороге между людьми и небом, дабы отделять и охранять одно от другого.
Мне показалось, что мое первое сольное выступление возымело успех, и только воспитание не позволило присутствующим зааплодировать. Зато как они задержали дыхание!
Некоторое время ничего не происходило. Я начал было досадовать на медлительность своих подданных, но потом сообразил, что бедняги просто ждут моих указаний.
– Можете подойти и сделать то, что необходимо, – объявил я.
В глубине зала началось суматошное шевеление. Я терпеливо ждал. Наверное, некий трон все же существовал и был установлен точнехонько в противоположном конце огромного помещения, так что все участники предстоящей церемонии предусмотрительно заняли почетные места у его подножия. Теперь им пришлось срочно менять диспозицию.
В конце концов мои подданные торжественно направились ко мне. Это было не слишком величественное, но, на мой вкус, вполне приемлемое зрелище. С тех пор, как я научил кочевников повязывать головные платки на пиратский манер, они стали почти красавчиками. Несколько дюжин этаких пляжных мальчиков в широких штанах до колен и коротких мягких сапожках, с огромными сумками через плечо.
Приблизившись ко мне, ребята склонились в глубоком поклоне, но бухаться на колени, хвала Магистрам, не стали. Моя давнишняя лекция о вреде коленопреклонения явно пошла им на пользу.
Процессию возглавлял здоровенный мужик средних лет. Его роскошная мускулатура чуть-чуть недотягивала до шварценеггеровской; впрочем, я мог спорить на что угодно, что при личной встрече этот герой сделал бы любого культуриста в первом же раунде. В отличие от них он обрастал мышцами в естественных условиях – не чемпионских титулов ради, а в силу житейской необходимости.
– Позволишь ли ты мне назвать свое имя, Фангахра? – дрожащим от волнения голосом спросил этот гигант.
Я чуть не умер от счастья. Никогда прежде такие здоровенные дядьки не разговаривали со мной дрожащим голосом.
– Позволю, – тоном человека, решившегося поступиться собственными принципами во имя общего блага, сказал я.
– Я – Барха Бачой. Вот уже сорок три года я всегда еду впереди воинов народа Хенха.
Так вот как называется сей замечательный народ. Стыдно сказать, но до сих пор я так и не собрался полюбопытствовать. Позорище. Урод. Двоечник.
Барха Бачой тем временем продолжал свое выступление.
– До сегодняшнего дня я отвечал за твой народ перед небом, о Фангахра, но небо неохотно внимало моему голосу. Сегодня я прошу тебя освободить меня от этой непосильной ноши.
– Отлично, – кивнул я. – Договорились. Теперь все будет иначе. Я готов отвечать за свой народ перед небом. А ты будешь отвечать за них только передо мной. Обещаю, что, в отличие от неба, я время от времени буду внимать твоему голосу.
Барха Бачой буквально засиял внутренним светом. Восхитился, преисполнился благодарности, залепетал что-то трогательное и несуразное. Думаю, до парня так и не дошло, что ничего, в сущности, не изменилось, все обременительные обязанности остались при нем. Ну, разве что я избавил его от бесплодных попыток наладить диалог с глухонемым небом.
Наконец мой новый знакомец, которого я про себя уже легкомысленно окрестил «генералом», почтительно посторонился, давая дорогу невысокому худощавому старику. Впрочем, в его жилистых руках было, пожалуй, не меньше силы, чем в бугристых мышцах, перекатывающихся под загорелой кожей военачальника. И вообще, дедушка заслуживал самого пристального внимания. Что-то в его облике напоминало мне могущественных Магистров запрещенных Орденов ушедшей эпохи. Мое мудрое второе сердце отлично знало, что старик мог бы стать не менее грозным и опасным существом, если бы его жизнь сложилась немного иначе.
– Я приветствую тебя, Фангахра, – сказал старец. – Мое имя Файриба, и иногда на меня нисходит мудрость. Я пришел, чтобы назвать твое Истинное имя. После того как его звуки достигнут твоего сердца, умрет проклятие, преследующее твой народ с того дня, когда мы потеряли тебя. Попроси своих почтенных гостей не таить обиду за то, что я назову имя, не открывая рта. Царское имя не может быть произнесено вслух, поскольку это противно небу.
– Я не знал, что мой народ владеет Безмолвной речью, – удивленно заметил я.
– Твой народ действительно не занимается этим опасным колдовством, – согласился суровый старик. – Но у меня хватит силы сообщить тебе твое Истинное имя.
Я, честно говоря, не сомневался, что у этого мрачного Файрибы хватит сил еще и не на такой подвиг.