Сердце Рицпы забилось сильнее, когда до нее дошло, что и она понимает все слова, которые Феофил говорил на германском языке. Более того, она знала, что может говорить так же хорошо.

— Моя госпожа, — сказала она, чувствуя, как радость наполняет ее, вышла вперед и встала рядом с Феофилом, — мать моего мужа, умоляю тебя именем Христа, примирись с Богом, Который сотворил тебя, Богом, Который любит тебя и призывает тебя к покаянию.

Люди в страхе отпрянули, их шепот стал громче.

Атрет смотрел на нее во все глаза, не веря тому, что видел и слышал:

— Вы оба говорите по–германски!

— Да, — ответила ему Рицпа, сияя от радости. — Да! Господь дал нам дар говорить на языках, чтобы мы могли нести Благую Весть. О Атрет, ты видишь, что Бог с нами!

Услышав эти слова, Фрейя ужаснулась. Страх снова наполнил ее, когда она посмотрела сначала на сияющую Рицпу, а потом на Феофила, который с невозмутимым видом стоял рядом с ней. Фрейя почувствовала силу — ужасающую, заставляющую трепетать силу, и сжала в своей руке руку Атрета.

— Ты говоришь о покаянии? — раздался вдруг насмешливый женский голос, и над собравшимися нависла напряженная тишина. Все повернули головы в ту сторону, откуда раздались эти слова. Среди собравшихся снова возникло некоторое волнение, и люди расступились, открывая путь прекрасной молодой женщине, которая стояла у входа в один из длинных домов.

— Ания, — потрясенно прошептал Атрет, и ему показалось, что его сердце сейчас остановится.

Рицпа взглянула на него, узнав имя его первой жены, и от ее радости не осталось и следа. Словно пораженная ударом грома, она смотрела на эту молодую женщину, самую красивую из всех, кого она видела в своей жизни. Такая молодая, ей не больше двадцати лет. Как же эта девушка может быть первой женой Атрета? Длинные светлые волосы рассыпались по ее плечам и закрывали ее спину до самого пояса. Одета она была в белые одежды, как и мать Атрета, и носила такой же кулон. Слегка улыбаясь, она шла к Атрету с такой грациозностью, которая невольно привлекала к себе внимание. Многие склонялись перед ней, когда она проходила мимо, но никто к ней не прикасался, как к Фрейе. Снова повисло молчание, а она все шла, пока не остановилась возле Атрета. Ее неотрывный взгляд был явно вызывающим.

— Ания мертва, — сказала она ему холодным, но в то же время мелодичным голосом. — Я Аномия. Ты не забыл меня?

— Ее младшая сестра, — сказал Атрет. Он невольно засмеялся от удивления. — Я ведь помню тебя совсем ребенком.

Аномия приподняла брови.

— Тебя здесь не было одиннадцать лет, Атрет. Ты тоже изменился. — Она подняла свою изящную руку с длинными ногтями и слегка прикоснулась к его сердцу.

Рицпа заметила, как в ответ блеснули его глаза.

Феофил наблюдал за Аномией, и ему казалось, будто какая–то темная сила отталкивает его от этой девушки. Словно почувствовав это, она медленно повернула голову и посмотрела на него в упор своими холодными темно–синими глазами. Не мигая, она мягко перевела взгляд с него на Рицпу. Презрительно улыбнувшись ей, она снова повернулась к Атрету.

Феофил посмотрел на лицо своего друга. Всякому, кто смотрел в тот момент на Атрета, было ясно, что чары Аномии подействовали на него.

С болью в сердце Рицпа стала молиться о том, чтобы Бог дал ее мужу разумение и мудрость — и силы для преодоления искушения.

Аномия тихо засмеялась, упиваясь своей силой.

— Добро пожаловать домой, Атрет. — Наконец–то, наконец–то… все складывалось именно так, как она мечтала.

33

— Пойдем, поговорим, — сказал Вар и попросил односельчан разойтись, пообещав, что с ними Атрет поговорит на следующий день. Жестом руки он пригласил Атрета в большой длинный бревенчатый дом, замазанный глиной так, что со стороны могло показаться, будто он выкрашен в разные цвета.

Едва не забыв о Рицпе, Атрет повернулся к ней и обнял ее за плечо. Кивком головы он велел Феофилу идти впереди них. Фрейя и Аномия вошли в жилище первыми, за ними последовал Вар. Марта и ее муж, Юзипий, со своими четырьмя детьми вошли последними.

Рицпу поразили размеры дома, но с еще большим удивлением она услышала мычание находившихся в соседнем помещении коров и быков. Перед ней раскинулся огромный прямоугольный интерьер здания. В передней части, где жила семья, были скамьи, кровати и стулья, покрытые бобровыми шкурами. Было тепло и сильно пахло навозом.

Вар налил в рог золотистую сверкающую жидкость. «Пиво!» — воскликнул Атрет и радостно засмеялся, убирая руку от Рицпы и беря протянутый братом рог. Он осушил сосуд. Вытирая рукой губы, он удовлетворенно вздохнул.

Аномия сидела на покрытом шкурой бобра стуле, гордо сложив руки на груди. С кошачьей улыбкой глядя на Атрета, она походила на царицу, правящую своими владениями.

Атрет взглянул на Феофила и увидел, что руки римлянина пусты. Он строго посмотрел на Вара.

— И давно это хатты перестали быть гостеприимными?

— Он для меня всего лишь римская свинья.

Рицпа даже вздрогнула от такого оскорбления. Атрет весь напрягся, в его глазах появился огонь гнева.

— Феофил мой друг.

Вар нахмурился.

— И для тебя не имеет значения, что он римлянин? — тихо помурлыкала Аномия, как бы невзначай подогревая вражду. — Ты так быстро забыл, что Рим сделал с твоим народом? С тобой?

Атрет сначала взглянул на нее, потом перевел свой тяжелый взгляд на брата.

— Этот человек трижды спас мне жизнь. Если бы не он, я никогда бы сюда не вернулся.

Рицпа положила руку на колено Атрету, поблагодарив Бога за то, что радость возвращения на родину не отбила у него память. Как бы подтверждая это, Атрет положил на ее руку свою ладонь. Заметив этот жест, Аномия сощурила глаза.

— Тогда мы все должны быть благодарны ему, — сказала Фрейя, и в ее словах прозвучало больше тепла, чем она сама того хотела. Потом она подошла к Рицпе и склонилась над ней. Протянув руки к Халеву, она улыбнулась. — Можно мне взять на руки своего внука?

— Конечно, — сказала Рицпа, потянувшись к ней. Она уже отпустила сына, но Халев продолжал держаться за нее, уткнувшись лицом ей в грудь. Смутившись, Рицпа тихо заговорила с ним по–гречески, пытаясь его успокоить.

— Он что же, не говорит по–германски? — презрительно спросила Аномия.

— Нет, — сказал Атрет. — До сегодняшнего вечера я был единственным из нас, кто мог говорить по–германски.

— Странно… — произнесла Аномия с едва заметным оттенком скептицизма.

Рицпа погладила Халева по голове, успокаивая ребенка. Потом она повернула его у себя на коленях так, чтобы он мог посмотреть в глаза своей бабушке. Когда Фрейя снова заговорила с ним, Халев вжался спиной в мамину грудь.