— Заткнись, если не хочешь, чтобы нас убили, — прошептал Атрет ей на ухо. После этого она не издала ни звука, а вместе с ней успокоился и Халев, но Атрет чувствовал, как она дрожит.
Мимо проехало несколько римских всадников. Наблюдая за ними, Атрет в сердцах выругался. Он совсем не подумал о том, что римляне патрулируют эту дорогу. Через несколько минут они обнаружат труп Галла.
— Нужно идти, немедленно, — сказал он, поднимая Рицпу. Ее сильно трясло, но она не сопротивлялась. Он придерживал ее за руку — и для того, чтобы поддержать, и для того, чтобы не дать ей убежать. Ему хотелось, чтобы расстояние между ними и воинами увеличилось как можно скорее.
Рицпа спотыкалась, и Атрет понял, что задал слишком высокий темп. Один его шаг равнялся ее нескольким.
Стиснув зубы, он замедлил шаг настолько, чтобы женщина могла перевести дух.
— Они возвращаются, — все еще запыхавшимся голосом произнесла она, когда стук копыт стал все громче раздаваться за их спинами.
— Если они нас остановят, молчи. Говорить буду я.
— Прошу тебя. Не убивай никого…
Его пальцы впились в ее руку.
— Что мне, по–твоему, оставалось делать? Позволить им донести Серту о том, что я бегу из Ефеса? И как ты думаешь, что бы тогда произошло? Сегодня я убил двух человек. Скольких, как ты думаешь, мне придется убить еще, чтобы снова обрести свободу? — Рицпа подняла голову, и он увидел, что на ее глазах блестят слезы. — Не поднимай головы, чтобы они не видели твоего лица.
Он снова зашагал по дороге, стараясь теперь выглядеть как можно непринужденнее. Его сердце застучало сильнее и чаще, когда он услышал приближающиеся голоса всадников за спиной. Он дотронулся до рукоятки кинжала и остался доволен тем, что оружие под рукой, после чего слегка повернулся, всем своим видом выказывая уважение и любопытство.
Когда всадники были совсем рядом, Атрет отошел на обочину дороги и стал ждать. Римлян было только двое. Больше никого видно не было.
— Атрет, пожалуйста, не… — Он бросил на нее взгляд, и у нее во рту все пересохло.
— Сейчас уже поздно ходить по дорогам, — сказал один из воинов, подъехав к ним.
Атрет поднял голову и посмотрел на него.
— Мы отправились в путь еще утром. Надеялись добраться засветло, но…
Халев тихо заплакал.
Конь воина нервно загарцевал.
— Да, с ребенком путешествовать — проблем не оберешься, — сказал воин. — Никаких трудностей в пути не было?
— Нет, вот только примерно в миле отсюда мы видели какого–то мертвеца.
— Да, мы знаем.
— Моей жене даже плохо стало, когда она его увидела.
— А больше ничего подозрительного не заметили? — спросил воин, подходя ближе и внимательно всматриваясь в Атрета.
— Да нам как–то некогда было по сторонам смотреть. Вы уж извините, но я, прежде всего, думал о том, как мне в целости и сохранности довести жену и сына.
— Мы проводим вас до городских ворот.
Атрет помедлил всего мгновение.
— Думаю, моя жена очень обрадуется вашей помощи, — сказал он тоном, который ничем не выдал его настоящих чувств. При этом он посмотрел на Рицпу, которую буквально шокировал холодный юмор в его голосе.
Два воина поехали верхом по обеим сторонам от них. Рицпа все думала, видит ли ближайший от нее всадник, как она дрожит. Атрет взял ее за руку. При этом он сжал ей пальцы, предупреждая, что ей нужно молчать. Воин, который ехал рядом с Атретом, спросил, откуда они идут, и Атрет тут же назвал поселок, расположенный недалеко от Ефеса.
— Мы идем поклониться Артемиде.
Впереди показались городские ворота.
— Здесь вы уже будете в безопасности, — сказал один из воинов.
— Огромное вам спасибо, — сказал Атрет, со скрытой насмешкой низко поклонившись воинам. Всадники развернулись и снова отправились на восток. — Римские подонки, — произнес Атрет и сплюнул на землю.
Повернувшись, он повел Рицпу по темным аллеям города. Она, занятая своими мрачными мыслями, не задавала ему никаких вопросов. До гавани можно было дойти и более коротким путем, но Рицпа явно не торопилась сесть на корабль с Атретом. Неужели в Божьей воле, чтобы она была с этим мужчиной?
Когда они, наконец, добрались до пристани, Рицпа совсем выбилась из сил.
— Какой корабль? — спросил Атрет, впервые за несколько часов нарушив молчание.
— С Посейдоном на носу.
Они шли по пристани среди множества людей, загружавших или разгружавших корабли.
— Вот он, — указал Атрет Рицпе, увидев нужный корабль. Этот корабль был очень похож на тот, на котором Атрета когда–то привезли в Ефес.
— А вон и Иоанн, — сказала Рицпа, чувствуя огромное облегчение; ей захотелось побежать к апостолу. Атрет схватил ее за руку и остановил.
— Ничего не говори о том, что произошло. Вообще забудь об этом.
— Забыть? Как?
— Я же тебе говорил, чтобы ты шла вперед. Помнишь? Я не просил тебя смотреть.
— А если б я не видела, все было бы прекрасно? — Рицпа пыталась вырваться, высвободить свою руку, но его пальцы стали только жестче. — Отпусти меня!
— Только после того, как ты мне поклянешься.
— Я никогда и никому не клянусь. — Рицпа отвернулась от него; перед се глазами стоял образ убитого Галла, лежащего на дороге. Она снова посмотрела на Атрета, ее переполняли гнев и возмущение. — Как бы я хотела никогда не видеть то, что ты способен сделать с другим человеком.
— Ты видела только часть того, что произошло, — сказал ей Атрет сквозь зубы.
Рицпа похолодела. Всего минуту назад Галл был живым и стоял на дороге. Но вот прошла минута — и Галл мертвый лежит в пыли. Не было никакой борьбы. Никаких криков. Никаких отговорок или попытки защищаться.
— Я никогда не видела подобной кровожадности, даже когда жила на улицах. В тебе же нет ни капли жалости!
— Жалости? — Что–то блеснуло в его глазах, но тут же снова погасло. — Да я мог бы раздробить ему все кости, когда отправил его в Гадес, куда ему и дорога. Но я убил его так, чтобы он не мучился. Всего двумя ударами. Он, наверное, вообще не успел ничего почувствовать.
— И теперь он потерян.
— Потерян? По–моему, он нашел то, чего заслуживал. А заслуживал он смерти, женщина.
— Он потерян для вечности.
— Как и тысячи других людей. Как были бы потеряны ты, Халев и я, если бы он остался жив.
— Но не так, как он, — сказала Рицпа. — Ты даже не знаешь, о чем я говорю. Ты даже не понимаешь, что ты сделал!
Его взгляд стал еще холоднее, а на лице отразилось отвращение.