— Что случилось?
— Что случилось? — возмущенно и тихо переспросила она.
— Ты выглядишь… — Атрет пожал плечами, подыскивая нужное слово, — такой сердитой.
— «Что случилось?!» — У нее внутри все закипело. — Ты берешь Халева, уходишь, никому не говоря ни слова, и после этого еще спрашиваешь меня, что случилось?
— Ты спала, кому–то же надо было присматривать за ним, — сказал Атрет с убийственной логикой. — Возьми его. — Он передал малыша ей в руки. — Он голоден. — Германец прошел через комнату к столу. — И я тоже.
Рицпа стояла, разинув рот.
— Здесь ничего нет, — сказал Атрет, увидев на столе только кусок хлеба. Он снова повернулся к ней.
— Феофил взял оставшийся хлеб.
— И больше ничего не осталось?
— Я совсем не хочу есть, — сказала она сквозь зубы, уверенная в том, что у нее хватит сил своими руками убить этого германца. Трясясь от злости, она повернулась к нему спиной, села на диван и расстегнула тунику, чтобы покормить Халева.
— Ты заболела? — спросил Атрет.
— Нет.
Атрет нахмурился. Рицпа была не похожа сама на себя, и это заставило его встревожиться.
— Пойду, возьму для нас какой–нибудь еды, — сказал он и вышел.
Рицпа была в таком состоянии, что ей было все равно, вернется он или нет, но потом она испугалась, а вдруг все–таки не вернется. Когда же он пришел назад, то принес хлеб, виноград, две жареные курицы и два бурдюка с вином, но его веселый вид только еще сильнее разозлил ее.
— Где Феофил? — спросил Атрет. — В банях или в гарнизоне, со своими кровожадными друзьями?
— Ни там, ни там. Отправился тебя искать. Снова.
— И куда, по его мнению, я мог пойти?
— На север.
Атрет уставился на нее.
— На север? — Атрет засмеялся. Он смеялся тем веселее, чем больше думал о том, как римлянин пытается найти его на дороге. — На север, — повторил он и разломил курицу надвое. Интересно, сколько времени пройдет, прежде чем этот римлянин поймет, что Атрет никуда не уходил из Гроссето? Довольно улыбаясь, он с аппетитом поедал куриное мясо. Халев тем временем наелся и заснул на руках у Рицпы. Она положила его на свой диван и накрыла накидкой Атрета. Выпрямившись, она уставилась на Атрета, уязвленная его весельем.
— Как ты можешь над этим смеяться?
— Долго же ему придется меня искать.
— Он собирался взять коня.
— Так он еще и верхом отправился. Ха! Отлично. Чем больше между нами расстояние, тем лучше. — Продолжая смеяться, Атрет зубами оторвал от курицы большой кусок. Указав на вторую курицу, он пригласил Рицпу к столу.
Она прошла через комнату, села напротив него, взяла половину жареной курицы и подумала, не швырнуть ли ею прямо в лоб Атрету.
— Ты мог бы нас предупредить, — сказала она, в сердцах отрывая куриную ножку.
— Я же сказал, ты спала.
— Тогда не надо было уходить.
Атрет прищурил глаза.
— Я не собираюсь отчитываться перед тобой, женщина. И, клянусь Гадесом, я не стану отчитываться и перед ним.
— Он же показывает тебе дорогу домой.
— Это мог бы сделать и кто–нибудь другой, — сказал Атрет, пожав плечами.
— Если бы твои упрямство и гордость позволили тебе об этом попросить.
Атрет на какое–то мгновение застыл, потом бросил недоеденную курицу на поднос; веселья как не бывало.
— Моя гордость?
— А что я должна была подумать? — сказала Рицпа, и ее гнев достиг апогея. — «Отлучи его от груди», — это твои слова. «Я не прощу ничего», — это твои слова. — Она в сердцах швырнула в германца куриной костью. Его реакция оказалась, как всегда, на высоте, и Рицпа промахнулась. Она никогда еще не видела его таким удивленным.
— Я думала, что ты оставил нас, взяв с собой Халева! — Неожиданно Рицпа разразилась слезами. Расстроенная своей несдержанностью, она быстро встала и вышла из–за стола.
В комнате повисло долгое молчание.
— Я накрыл тебя своей накидкой, — тихо сказал Атрет, как бы все этим объясняя.
Рицпа непонимающе посмотрела на него. Атрет ответил ей еще более недоумевающим взглядом.
Что здесь непонятного? Почему она на него так уставилась? Успокоившись, он снова взялся за курицу.
— Сядь, женщина, и поешь. Может быть, хотя бы после этого ты будешь лучше соображать.
Рицпа вернулась к столу и села. «Я накрыл тебя своей накидкой». Рицпа подождала, когда Атрет снова посмотрит на нее. Но он был полностью поглощен едой и вел себя так, будто ее вообще в комнате нет.
— Я подумала, что ты снова забыл свою накидку, — тихо сказала она.
— Я ее не забыл. — Атрет бросил кости не на пол, а на поднос. Его манеры становились заметно лучше.
— Прости, что я швырнула в тебя куриной ногой.
Возможно ли, что всего секунду назад эта женщина была вне себя от ярости, и вдруг стала воплощением спокойствия.
— Радуйся, что не попала. — Атрет потянулся за виноградной гроздью.
— Я и не думала…
— Ешь!
Улыбнувшись, она взяла курицу и отломила крылышко. Они ели молча, он — напряженно, она — спокойно. Атрет закончил есть раньше и вытер руки об одеяло. Было видно, что ему не терпится выйти из–за стола и удалиться от нее как можно быстрее.
— Какие указания дал тебе Феофил?
— Идти на север и останавливаться на отдых у дорожных отметок. Он сказал, что найдет нас.
Атрет встал и подошел к узлу, который он оставил на полу. Раскрыв сумки, он вынул одеяло. Потом протянул Рицпе тяжелый матерчатый тюк. Взяв его в руки, Рицпа поняла, что это толстая шерстяная туника.
— Можешь надеть ее поверх той туники, которая сейчас на тебе.
Потом он протянул ей теплую обувь, подобную той, которую носят воины в холодную погоду. Обувь эта, подбитая гвоздями, была сделана из толстой кожи.
— В них твоим ногам будет сухо и тепло. Я натер их воском. — Вынув тяжелый шерстяной плащ, Атрет встал. — А эта одежда не даст тебе замерзнуть в снегах. Там, куда мы идем, полно снега.
Бросив обувь, Рицпа прижала к лицу шерстяную тунику и заплакала.
Атрет, удивившись, стоял и молчал. Он хмуро слушал ее всхлипывания, и ему хотелось ее утешить. Но он знал, что не сможет этого сделать. Халев спал, Феофил был далеко, он и Рицпа были одни в этой комнате. Те чувства, которые он испытывал, были чересчур сильными. Он знал, что и Рицпа их тоже испытывает. И если он к ней прикоснется, то вряд ли уже прислушается к ее протестам. В том, что касалось ее, он уже сам себе не доверял. Его основные инстинкты были настолько обострены, что практически не поддавались управлению. Но и совершать те поступки, о которых он потом пожалел бы, Атрету тоже не хотелось. Достаточно он уже совершил их в своей жизни.